Письмо не по адресу

— И кроме того, его имя — Липински, а не вислоухий пёсик.

— Но он такой сла-а-адкий! — пищит она. — Ну хорошо. Это свьязанё с Липинскё?

«Видимо, Липински к ней тоже хорошо относится», — подумал я.

— Это связано с Липински? Что скажешь, партнёр?

— Йофф.

— И толькё поэтомю ты оставиль его авек муа? Не потому, что я так хорошо отношусь к моемю сладкомю вислоушемю пиосикю? — причитает ваша камеристка.

Слушай, а у неё вообще все серебряные ложки в комоде, в смысле, с головой всё в порядке?

— И только поэтому я оставил его с тобой? Вопрос задан неправильно. Я его не оставлял. Он выполнял свою работу. Не всё же делать самому.

Липински выполнял свою работу! Выходит, наша встреча у дома была совсем не совпадением.

«Интересно, Кулхардт знает, что я здесь? — проносится у меня в голове. Но эту мысль тут же перебивает другая: — Отсюда теперь так просто не выберешься! Мне нужно спрятаться! Где? Если Кулхардт пришёл сюда из-за меня, долго я тут не просижу».

Перепугавшись до чёртиков, я сажусь за твой компьютер и пишу тебе письмо, хотя понимаю, что это не поможет. Не будешь же ты сидеть за чужим компьютером поздно ночью. Но соображаю я в этот момент действительно плохо, поверь. Кстати, рекомендую поставить на компьютер пароль, чтобы кто попало не мог включить его и написать тебе письмо!:-)

— Это комната девчонки? — раздаётся голос Кулхардта из-за двери.

— Этё комнатя нашей МАКС. И ей бы ошень не понравилёсь, если бы мы здесь быть. Запретня зоня.

— Мне всё равно, — бурчит Кулхардт. — Я должен знать, верны ли мои подозрения.

У меня от страха всё плывёт перед глазами, а в воображении проносятся картинки: тюрьма, противные типы, решётка… Стоп! Решётка. ОКНО! Одним прыжком перемещаюсь в сторону окна. Первый этаж, до земли метра три, но внизу, к счастью, клумба с цветами.

Распахиваю окно, встаю на подоконник. И тут начинается такое! Зазвучала сирена, и вмиг весь сад осветили огни. Кажется, прожекторов у вас в саду больше, чем на футбольном стадионе. Как получилось, что сигнализация всё-таки сработала? Я ведь всё отключил, как ты говорила!

«Да и ладно! Тюрьма или больница, выбор невелик», — думаю я. Перебираюсь на ту сторону, держась за подоконник. Отпускаю руки и падаю. Приземляюсь удачно! Жаль, мой учитель физкультуры не видел. И копилка твоя цела. Но заварушка не закончилась. Весь сад по-прежнему ярко освещён, никуда не скрыться. И тут я вижу собачью конуру. Спасение! Там Кулхардт меня точно не найдёт, да и Липински, пожалуй, тоже. Он-то уж наверняка спит в кровати с одеялом и подушкой.

Подползаю к конуре, залезаю внутрь. Спасён! Конура, конечно, попахивает, причём довольно сильно, но это лучше, чем мёрзнуть под кустом. Часа два я здесь точно продержусь, а там видно будет. Когда я слегка отдышался, в голову пришла гневная мысль: почему, чёрт возьми, МАКС не сказала, что в доме есть собака?

Однако поразмыслить на эту тему мне не удалось, потому что в конуру заглянул — кто бы ты подумала? — вислоухий покоритель сердца вашей горничной. Скажи, тебе приходилось когда-нибудь смотреть в глаза собаке? В смысле, совсем близко? Ощущение странное, очень напоминает гипноз. Может быть, конечно, так получилось потому, что раньше Липински… Ладно, не суть.

Смотрю на него и умоляюще шепчу:

— Не выдавай меня! И пожалуйста, не здоровайся со мной. Не сейчас!

— Ты что-то нашёл, Липински? — рокочет Кулхардт своим железным голосом.

— Нёфф.

— Спасибо, — шепчу я. — Ты заслужил того, чтобы хорошенько поздороваться со мной. Дай только на ноги подняться.

Ты понимаешь, МАКС? Сначала он меня выручил с ключами, а потом не выдал своему партнёру. Просто сказал ему: «Нёфф!» — и испарился.

Вдруг в конуре опять стало тихо и темно. Хороший знак! Но я и с места не двигаюсь, так и сижу в своём «ароматном» укрытии, почти не дыша, и ломаю голову: что могли искать в вашем доме Кулхардт и Липински? Откуда Кулхардт знает вашу горничную? Это как-то связано с моими кудахчущими бабушками? В голове не укладывается. Прислушиваюсь, не идёт ли кто по саду, жду, жду и… отключаюсь. Ну точно, после такой катавасии заснуть немудрено. Я уснул, наверное, в два или три часа ночи. Скорее всего, Кулхардт и Липински спокойно ушли из дома, когда кошмар с сигнализацией закончился.

В результате я проснулся уже утром. Разбудил меня женский голос:

— Твой завтрак, ма шери!

Открываю глаза и вижу перед собой руку, протягивающую мне миску с собачьим кормом. Я сперва чуть не заорал, потому что не мог понять, где я нахожусь: может быть, произошла реинкарнация и я стал собакой? Но всё быстро встало на места. Я не шевельнулся и затаил дыхание в надежде, что французская камеристка сейчас встанет и уйдёт. Как бы не так.

— Ти нье хочешь есть? — Она опускается на колени, заглядывает в конуру, и наши взгляды встречаются.

Не мигая мы смотрим друг на друга секунды две. И тут я открываю рот и говорю первое, что мне приходит в голову:

— Я бы предпочёл джем, тосты и дна яйца всмятку.

Ещё одну секунду молчим, и тут она как завопит! Майкл Джексон бы позавидовал. На моё счастье, она вскакивает и убегает прочь, правда, не переставая верещать.