Письмо ни от кого

Ночь я проспал на вершине горы, утром доел консервы, спустился на «серпантин» и спрятался на обочине. Почти целый день я прождал, пока не услышал гул БМП. Я выполз, лег у дороги и прикинулся, что умираю. Меня подобрали и доставили в полковой госпиталь. Как только я очухался, так ко мне пришел особист-контрразведчик. Ему я все рассказал так, как мы договорились с Самошкиным: «На горе был бой, прапорщик Самошкин дал команду отступить перед превосходящими силами противника. В перестрелке меня ранило. Как вышел на дорогу – не помню». После особиста ко мне пришли «деды» из нашего батальона и говорят: «Если не расскажешь нам правду, то мы тебя до смерти забьем, как в казарму вернешься». Они не поверили в нападение душманов. Я пошел к начальнику госпиталя и говорю: «Я не такой, как все, и за это солдаты хотят меня убить». Он выписал мне направление в тыловой госпиталь в Узбекистане, пожалел меня.

После армии я вернулся в Прибалтику, но там вляпался в гнусную историю, и мне пришлось бежать куда глаза глядят. Добрался аж до Сибири, будь она неладна! Язык у меня всегда был хорошо подвешен, биография геройская, на комсомольско-молодежные темы могу часами говорить. В Заводской райком ВЛКСМ меня приняли без рекомендательных писем и предыдущего опыта работы. Из райкома со временем я перевелся в горком, работал там в одном кабинете с Яковлевым. Как-то осенью ветеранов Афганистана вывез на турбазу Демушкин. Там я увидел Самошкина. Не знаю, кто из нас больше испугался этой встречи, наверное, я.

Потом… Самошкин работал тренером в детской спортшколе, а я там к одному пареньку присматривался… Потом я осмелел, пришел к Самошкину на работу и говорю: «Если я расскажу правду об Афганистане, то тебе, товарищ прапорщик, быстро лоб зеленкой намажут. Восемь сослуживцев угробить – тут, кроме расстрела, другого наказания быть не может». Самошкин побелел, напрягся и отвечает: «У тебя доказательств нет». Я рассмеялся ему в лицо и говорю: «Помнишь, ты сержанту руки своими фирменными узлами связал? Труп я спрятал в сухом надежном месте. Всегда можно приехать и откопать его. С нейлоновыми веревками за сто лет ничего не произойдет, все узлы целыми останутся». Самошкин взмолился, стал ныть: «Не губи, я все, что хочешь, для тебя сделаю!» Словом, сцена на горе повторилась, только актеры местами поменялись.

Так Самошкин попался мне на крючок и больше с него сорваться не мог.

Дело случая, дело нескольких недель! Последние советские войска из Афганистана вывели в прошлом месяце. Если бы их вывели в начале декабря, то Самошкин бы меня покрывать не стал. Кто теперь пойдет по чужой стране могилу сержанта искать? Да и я бы, честно говоря, потеряв власть над Самошкиным, не рискнул в кафе с бомбой соваться.

Лаберт закурил очередную сигарету, закашлялся.

– Мне надо принять лекарство, – буднично сказал он.

Я никак не отреагировал на его слова, а Воловский, по-моему, просто не расслышал, о чем он говорит. Лаберт открыл настенный шкафчик, вытряхнул из пузырька несколько таблеток, метнул их в рот и, не запивая, проглотил.

– Почему ты не рассказал правду о Самошкине, когда вернулся в свою войсковую часть? – задумчиво поинтересовался прокурор.

Лаберт сел на пол под окном, вытянул ноги вперед, глубоко затянулся сигаретой и затушил ее о линолеум. Глядя мне в глаза, он спросил:

– Ты все узнал, что хотел? Исповедь на заданную тему окончена? Как тебя зовут? Андрей? Когда мы встретимся в аду, Андрюша, я тебе еще кое-что расскажу, а на сегодня все, антракт!

– О чем это он? – очнулся от своих мыслей Воловский. – Про какой ад он толкует?

– Прокурор, ничего у тебя не получится! – насмешливо ответил ему Лаберт. – Я останусь здесь, у себя дома. В тюрьме мне делать нечего. Считать дни до расстрела – нет уж, увольте! Я умру свободным человеком, довольным прожитой жизнью. Жаль, что последний фильм досмотреть не успел…

Воловский всмотрелся в его лицо. Глаза у Лаберта стали стекленеть, в уголках рта появилась густая слюна.

– Вызови «Скорую»! – дернул меня за рукав Воловский. – Быстрее, он теряет сознание!

К приезду врачей Лаберт был уже мертв.

– Ты видел, как он проглотил яд? – метался по квартире Воловский. – Почему ты не остановил его? Я напишу на тебя докладную записку прокурору области. По твоей халатности особо опасный преступник ушел от возмездия.

– Виктор Константинович, – жестко парировал я, – Лаберт у вас спросил разрешение принять лекарство, а не у меня.

– Я отвлекся, – зло ответил прокурор.

– Я – тоже. Я весь февраль на ногах провел, у меня глаза от недосыпания слипаются.

Писать докладную записку на меня Воловский не стал, но с этого дня наши отношения стали официально-холодными.