Письмо ни от кого

Спрятав видеомагнитофон в сейф, директор кафе вернулся на место. Длинноволосый администратор видеосалона, не попрощавшись, вышел из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь.

– Самое ценное оборудование в моем заведении – этот видеомагнитофон, – пояснил Ковалик. – Каждый вечер приходится его в сейф запирать, на ночь в видеозале оставлять боимся. Если воры полезут в кафе, то только за ним.

– Время позднее, – сказал я, посмотрев на часы. – Давайте больше не будем отвлекаться на гостей в обеденном зале и от правой кабинки перейдем к левой.

– Левый шестиместный стол еще в понедельник заказал Шафиков. Я спросил его: «Ты как, с бабами приедешь или с друзьями?» Он ответил, что планирует провести деловую встречу. У меня частенько встречаются серьезные люди. В отличие от любого ресторана, публика в нашем кафе на порядок спокойнее и воспитаннее, случайные люди у нас редкость, персонал не любопытный. Первым сегодня приехал Шафиков. На мой взгляд, он был чем-то встревожен, но я не стал расспрашивать его, что к чему, усадил за стол, велел официантке принять заказ. Минут через десять после него появился Тихон с охранниками, за ними следом – Демушкин и Яковлев.

– Афганцы кого из них охраняли? – сразу же уточнил я.

– Демушкина, конечно. Кто будет Яковлева охранять? Кому он нужен? Я его еще по работе в райкоме знаю: так себе человечишка, сам по себе ничего не представляет.

– Как гости сидели за столом?

– Шафиков справа, напротив него – Демушкин и Яковлев. Тихон сел у торцевой стенки, как бы отдельно от них. Еду и напитки на всех заказывал Шафиков. О чем они говорили, я не слышал. Как только я приближался к их столику, они переводили разговор на общие темы, но по Шафикову было понятно, что он вынужден оправдываться перед Демушкиным и Яковлевым. Тихон сидел с отрешенным лицом, словно его разговор за столом вообще не касался. Как в зал вошел пацан с бомбой, я не заметил. Я обратил на него внимание уже возле бара, когда до кабинки ему оставался один шаг.

– Как парень мог войти в кафе? – задал я самый главный вопрос.

Ковалик тяжело вздохнул:

– Не знаю. Швейцару категорически запрещено без моего личного разрешения открывать двери после девяти вечера. Ни за деньги, ни по блату, ни пописать, ни позвонить – никому и никак. Я весь вечер голову ломаю, что могло такого произойти, что Самошкин впустил пацана, и не могу найти никакого объяснения. Как бы ни сложились обстоятельства, завтра я его уволю. Мне такие работники не нужны.

– Я видел вашего швейцара только мельком. Кто он, откуда?

– Самошкин Сергей, тридцать лет, кандидат в мастера спорта по боксу, бывший десантник, служил прапорщиком в Афганистане. До меня работал тренером в спортобществе «Локомотив», детишек тренировал. Холост, живет с матерью. Больше я о нем ничего не знаю.

– Если он служил в Афганистане, то должен был знать Демушкина.

– Ничего подобного! «Союз ветеранов Афганистана» – это не комсомол, членство в нем не обязательно: хочешь – регистрируйся, хочешь – нет. Вы моих официанток видели? Красавицы-спортсменки-комсомолки, но это же не значит, что они должны лично знать Яковлева или любого из секретарей райкомов ВЛКСМ. И Яковлев всех комсомольцев в городе знать не обязан. Активистов, кто возле него крутится, он знает, остальных – нет.

– Кстати, забавный вопрос, – повеселел я. – Ваши официантки кому комсомольские взносы платят?

– Никому. Они же не дурочки – деньгами разбрасываться. Это раньше в каждой забегаловке своя комсомольская ячейка была, а сейчас бардак наступил. Если называть вещи своими именами, то комсомол за последний год так опустился, что проще новую организацию создать, чем пытаться его реанимировать.

От директора кафе я вернулся в обеденный зал, а Ковалик остался подсчитывать полученные с видеосалона барыши. Учет и контроль! Еще дедушка Ленин говорил: «В деньгах братьев нет! Никому не доверяй. Получил выручку – не поленись, пересчитай, проверь, не прикарманил ли твой кровный рублик администратор видеосалона».

За время моей отлучки народу на первом этаже убавилось на порядок – милицейское начальство, прокуроры и судебные медики уехали, оставив трудиться на месте происшествия дежурных следователей и оперативных работников.

Я поискал Малышева, но не нашел. Он уехал, бросив меня на произвол судьбы! Так всегда бывает: заработаешься, углубишься в расследование дела – глядь по сторонам, а все уже умчались, справки о проделанной работе писать.

«Оно, наверное, к лучшему, – подумал я. – Займусь-ка я проверкой одной интересной версии».

У входа в обеденный зал, за столиком, за которым до взрыва сидели уголовники, сейчас расположились трое мужчин с красными повязками на рукавах. Дружинники. Их специально привезли в кафе поучаствовать в осмотре места происшествия в качестве понятых. Дружинники – люди подневольные. Прикажут – будут до утра сидеть, ждать своей очереди, чтобы поставить подпись под протоколом осмотра.

– Товарищи дружинники, – громко, на весь зал сказал я, – подойдите ко мне!

Следователь прокуратуры отвлекся от писанины, с недоумением посмотрел на меня, но возражать не стал.