Письмо никому

Не было молнии среди ясного неба, даже ветерок дул совершенно слабенький.

Какая-то машина выезжала со стоянки. Мамаша прокатила коляску с ребенком, прошли студент со студенткой — их любовь немного опережала весну. Вдоль ограждения шел с огромной сумкой бродяга… Стремительно на роликах промелькнул мальчишка.

Чувства человеческие остались глухи к происшедшему, но вдруг разом отказала техника.

В радиусе десяти метров мобильные телефоны резко звякнули и погасли навсегда. Все радиоприемники в квартале на всех частотах поймали и выдали на динамики пронзительную и острую как игла помеху. Вздрогнуло изображение на телевизорах, которые продавали в другом конце базара.

На всех мониторах в микроавтобусе резко пошел «снег».

***

— И зачем тебе это было надо? — спросил Геноссе Егора, после того, как тот рассказал о прошедшем дне.

— Просто захотел на них посмотреть, — пожал плечами Егор. — Теперь я знаю врага в лицо… Да и…Ты слышал легенду про шагреневую кожу?

— Это которая сжимается с каждым желанием и душит владельца?

— Ну где-то так… Только бывает случай, когда владельцу это надоедает и он рвет эту кожу на лоскутки. Эта шагрень слишком много о себе возомнила… Желания у меня не сбывались, но все трудней становилось дышать. Сейчас я их осадил…

— Теперь неизвестно, что они предпримут.

— Ну это ясно — мои портреты появятся на каждом столбе, но мне это как-то все равно — к утру меня в городе не будет.

— Они еще перекроют вокзалы.

— Возможно. Даже скорей всего… Но прорвемся.

Время скользило к раннему весенне-зимнему вечеру. Неспешно собирались в дорогу, готовили прощальный ужин.

Егор еще раз предложил студенту устраниться, а Геноссе — наоборот. Но были получены ответы, аналогичные вчерашним.

Антон даже не стал заходить в общежитие. Ему вспоминались его коридоры, комнаты — тесные, грязные, с убогим освещением.

Казалось бы — в этом тепле живи и не тужи. Ясная перспектива: второй курс, за ним — третий, потом — четвертый, затем пятый… Диплом, работа в какой-то конторе за скромную зарплату. Живи и не тужи — день за днем, год за годом.

Здесь такой стабильности не было — но, между тем, такая жизнь ему начинала нравиться…

Есть предел, за которым лед начинает кипеть. Не оплавляться, давая холодную воду, а превращаться сразу в чистый пар.

Есть предел, за которым школьный учитель, не смевший повысить голос даже на своих учеников, говорит — хватит. Он уже не идет привычной дорогой на привычную работу. Снимает пиджак, одевает мундир или просто повязывает ленточку повстанца. Снимает очки, и глаз ложится на окуляр оптического прицела. В смутное время делает стремительную карьеру, своей активностью стараясь наверстать долгие годы безмолвия, безделья. И уже через пару лет подымает в атаку полки.

Почтальону войны не досталось. Но в этой жизни была какая-то неизъяснимая прелесть, та самая, из-за которой мальчишки из в общем-то благополучных семей убегают из дому или хотя бы гуляют там, где гулять им маменьки заказывали.

…А Егор продолжал рассказывать о прошедшем дне:

— А я вот купил, — из кармана вытащил пластинку, размером с крупную плитку шоколада, — компьютер! Наладонник.

Егор хвастался своей покупкой. Купил старенький, дешевенький, еще с монохромным дисплеем.

Что касается телефона, то ему тоже что-то присоветовали — он купил аппарат не лучше старого, зато с коротеньким проводком, который подключался прямо к наладоннику. Со скидками стоил такой гарнитур дешевле, чем смартофон — компьютер и телефон в одном корпусе.

— Зато теперь мне не надо искать Интернет-кафе, чтоб отбить послание клиенту. Высокие технологии, двадцать первый век, мать его так. Прямо как в шпионских романах будем передавать данные…

Поужинав, легли спать — отдохнуть перед дорогой. Билеты еще не были куплены, на каком именно поезде лучше отбыть тоже не задумывались. Егор считал, что в таком случае лучший выход — импровизация.

Где-то около полуночи он проснулся, стал теребить за плечо Антона:

— Вставай… Пора бы в путь.

Скорый поезд стратегического назначения

На вокзале было шумно.

Было это странным еще потому, что время на часах обозначилось совсем не детское — два часа ночи.

Кто-то ждал своего поезда, кто-то, напротив, не мог уехать — городской транспорт ночью ходил неважно. Кто-то пытался взять билеты. В единственной работающей кассе при свете ночника и компьютера полуспал кассир, которому потенциальные пассажиры пытались по очереди объяснить, кто они такие и отчего им не спится.

За сонным порядком наблюдали сонные милиционеры. Ходили неспешно, где-то вальяжно, документы не проверяли — холод и ночь примиряли. Уборщица, мучимая бессонницей, задумчиво мыла полы.