Письмо от бабочки Брэдбери

— В этот час тут нет столь достойных людей, — прошипел он, — разве что к вам подойдет женщина для удовольствий!

Да как он смеет, старый евнух, за глаза, при чужих людях, звать низкой кличкой хозяйку задних покоев Господина, пусть ещё и не давшую ему наследника? Гордо выпрямившись, я резким движением, так что разметались полы одежды, шагнула из-за кустов и строго спросила:

— Кто оскорбляет слух почтенного гонца искажением чужого титула?

Прохвост сделал вид, что ничего не случилось, подчеркнуто вежливо поклонился и, как бы только узнав меня, торопливо запричитал:

— О благородная госпожа! Вам, как первой фрейлине двора, не подобает находиться рядом с этими чужеземцами, тем более говорить с ними… И осекся, увидев широкую улыбку, озарившую лицо посланника при этих словах… Словно храмовый гонг ударил у меня в голове! Я забыла, что стою совсем одна, босая как деревенская девчонка, и глядя прямо в зеркальное забрало, повелительно протянула руку. Оба серебряных воина вытянулись передо мною. Потом один хлопнул в ладоши.

— Ли, пакет!

Из-под зеркального колпака лодки вылез на палубу и спрыгнул на камень набережной самый обычный кореец с хитрой деревенской физиономией, зачем-то одетый в облегающее серо-зеленое платье, с плоским мешком за спиной. Из поясной сумки он выхватил большой бумажный сверток и молча подал его посланнику. Посланник ловко снял грубую обертку и бросил её под ноги, а затем, изящно упав на одно колено, почтительно протянул мне конверт из блестящей серебряной фольги с изображением распахнувшей крылья птицы, упакованный в пакет из тонкой прозрачной пленки, хрустящей от каждого прикосновения.

Удивляясь самой себе, я крепко взяла конверт обеими руками и милостиво кивнула. Посланник выпрямился, обернулся к ряженому корейцу и подчеркнуто громко произнес:

— Это Великое дело! Охраняй письмо и госпожу! — затем чуть помедлил и добавил незнакомую фразу, интонацией схожую с речами учителя Куна. — Делай, что должно, и пусть случится, что суждено! Желаю удачи! — после чего совершенно дружески улыбнулся нам обоим и даже по-приятельски хлопнул корейца по плечу.

Второй воин, так же молча улыбнулся и тоже хлопнул корейца по плечу. Не оборачиваясь, оба они поспешно забрались в лодку. Колпак закрылся, воздушные весла бешено завертелись, сливаясь в прозрачный круг… Лодка, гудя, попятилась задом, развернулась и, оставляя шлейф пены, помчалась прочь, легко, будто не заметив, проскочив между поплавками цепи ограждения дворцовой набережной. Следом устремилась вторая. Через пару минут обе они уже растаяли на горизонте…

Потрясенные, мы проводили чудо взглядами и переглянулись. Распорядитель утренних церемоний медленно, как бы про себя, дважды повторил:

— Это Великое дело… — обернулся и вдруг, со словами «Госпожа, я знаю, кто лучше всего доставит это письмо, скорее отдайте его мне!», потянулся к конверту.

— Стоять! Ни с места! Три шага назад! — прыгнул между нами странный кореец, почти оттолкнув сановника.

Со злорадным удовольствием я наблюдала, как тот уже буквально посинел от злобы. А поделом! Нечего хватать вещи, предназначенные лично Господину! Прижав к себе ярко блестящий конверт, я резво отскочила и спряталась за серо-зеленым мешком. Сановник беспомощно оглянулся и заверещал:

— Эй вы! Убейте его!

В саду Пивон не держат многочисленной охраны. Солдаты стерегут только внешние рубежи. Но, видимо, привлеченные светом, поблизости успели сойтись несколько дворцовых мастеров меча, ибо сразу трое, обнажив оружие, бросились к нам из-за кустов. Испуганно ожидая крови и смерти, я зажмурилась и сразу же оглохла от частого грохота. Мерзкая вонь ударила в нос. Всё окутал сизый дым. Осторожно открыв глаза, я увидела как мой страж, целый и невредимый, осторожно пятится назад от простертых перед нами четырех трупов, сжимая в руке смешной короткий мушкет с маленьким барабанчиком и дымящимся стволом. У лежащего на спине сановника почти не было головы, остальные упали лицами вниз, в последнем прыжке вытянув в нашу сторону клинки. Ужасные рваные раны покрывали их спины.

— Госпоже не стоит беспокоиться, — буднично произнес он. Затем добавил непонятное. — Пе-сец — он и в Африке Пе-сец… — со щелчком разломил свой мушкет пополам и вывернул из него на плиты набережной горсть пустых медных стаканчиков, со звоном раскатившихся в стороны… Сразу решительно затолкав на их место порцию новых…

Тысячу раз прав был мудрый учитель Кун, призывая своим примером побуждать людей к образцовому выполнению долга. За надежной спиной незнакомца, покачивающегося на полусогнутых ногах между мною и набежавшей толпой, я перевела дух. И даже мстительно заметила, как вслед за стволом маленького мушкета, который он держал уже двумя руками, слегка водя из стороны в сторону, по лицам отражением катится страх. Никто из придворных не рискнул даже близко подойти к лежащим телам. Во все глаза они смотрели только на нас.

Поистине, это были судьбоносные мгновения. Преодолев слабость, я высоко подняла сверкающий серебром конверт и в тишине, нарушаемой лишь журчанием воды, надменно произнесла: