Письмо от русалки

Он еще плотнее закутался в махровый халат и натянул на голову капюшон, чтобы спрятаться от этого сурового тона и слов, которые эхом отдались в кафельной ванной. От той черноты, которая снова взбаламутилась в нем.

— Я просто хотел сказать, что ты оказываешь ему медвежью услугу, балуя его.

— Ты хочешь сказать, что я не знаю, как воспитывать нашего сына?

Глаза матери почернели, стали бездонными. Казалось, она хочет испепелить отца взглядом. И, как обычно, ее гнев заставил отца растаять. Когда она поднялась и шагнула к нему, он словно уменьшился. Сгорбился, сделался маленьким. Маленький серый отец.

— Ты наверняка знаешь лучше меня, — пробормотал он, повернулся и ушел, глядя в пол. Затем до них донесся звук надеваемых ботинок в прихожей, а потом закрылась входная дверь. Отец опять отправился на прогулку.

— Мы не будем обращать на него внимания, — шепнула мать ему в ухо, спрятанное под зеленым капюшоном. — Мы с тобой любим друг друга. Только ты и я.

Он прижался к ней, как маленький зверек, давая себя утешить.

— Только ты и я, — прошептал он.

~~~

— Нет! Не хочу!

Так кричала Майя, используя тем самым значительную часть своего небогатого словарного запаса, когда утром в пятницу Патрик предпринял отчаянную попытку передать ее на попечение воспитательницы Эвы. Дочь вцепилась в его брючину и выла, так что в конце концов ему пришлось отцеплять ее пальцы по одному. Сердце его разрывалось, когда ее уносили, а она тянула к нему ручки. Ее полный слез зов: «Па-а-па-а!!!» — отдавался у него в голове по пути к машине. Затем он долго сидел, держа ключ от зажигания в руках и глядя остановившимся взглядом сквозь лобовое стекло. Этот кошмар продолжался уже два месяца — Майя наверняка так реагирует на беременность Эрики.

Каждое утро ему приходилось принимать бой. Он сам предложил, что будет отводить дочку в садик. Эрике было слишком тяжело одевать и раздевать Майю, а уж о том, чтобы наклониться и помочь ей застегнуть сандалики, и речи быть не могло. Так что альтернативы все равно не существовало. Но как это все изматывало, тем более что концерт начинался задолго до прихода в детский сад. Еще дома, когда он начинал одевать ее, Майя цеплялась за его руки и упрямилась, и он со стыдом вынужден был признать, что пару раз хватал ее так грубо, что она начинала вопить на весь дом. После таких эпизодов он чувствовал себя самым никудышным отцом на свете.

Усталым жестом проведя рукой по глазам, Патрик глубоко вздохнул и завел машину. Но вместо того, чтобы направиться в сторону Танумсхеде, повинуясь случайному импульсу, свернул к виллам позади холма. Припарковав машину у дома Кельнеров, он нерешительным шагом приблизился к двери. Конечно, нужно было заранее предупредить о своем визите, но теперь он уже приехал на место. Подняв руку, Патрик постучал костяшками пальцев в белую дверь. На ней по-прежнему висел рождественский венок. Никто не собрался убрать его или заменить чем-нибудь другим.

Внутри дома не раздавалось ни звука, так что Патрик постучал еще раз. Может быть, никого нет дома? Но вот послышались шаги, и Сия открыла дверь. При виде его все ее тело сжалось, и он поспешно покачал головой.

— Нет-нет, у меня нет никаких вестей, — проговорил он, и оба понимали, что он имеет в виду.

Ее плечи опустились, она отступила на шаг, пропуская его в дом. Патрик снял ботинки и повесил куртку на единственный свободный крючок — все остальные были заняты подростковой одеждой.

— Я решил зайти и немного побеседовать, — сказал он и сразу почувствовал себя неуверенно. Как он изложит свои весьма смутные домыслы?

Сия кивнула и пошла в кухню, расположенную справа от прихожей. Патрик последовал за ней. Он уже не раз бывал в этом доме. В первые дни после исчезновения Магнуса они сидели на кухне за деревянным столом, раз за разом обсуждая все подробности. Задавали вопросы достаточно личного характера — однако все это перестало быть личным делом семьи в тот момент, когда Магнус Кельнер вышел из дверей своего дома, чтобы больше не вернуться.

Дом не изменился. Уютный и обычный, немного неубранный — везде виднелись следы пребывания подростков. Но в прошлый раз, когда они сидели тут, в воздухе витала надежда. Теперь же все было проникнуто безнадежностью. Даже фигура Сии.

— У меня есть немного торта. У Людвига вчера был день рождения, — проговорила Сия без всякого выражения, поднялась и достала из холодильника четверть торта «Принцесса». Патрик попытался возразить, но Сия уже начала ставить на стол блюдца и доставать ложки, и Патрик смирился с мыслью, что сегодня у него на завтрак будет торт.

— Сколько ему исполнилось? — спросил Патрик, отрезая самый тоненький кусочек торта.

— Тринадцать, — ответила Сия, и чуть заметная улыбка тронула ее губы, когда она положила себе маленький кусочек. Патрику хотелось бы заставить ее есть побольше, учитывая, насколько она исхудала в последние месяцы.

— Хороший возраст. Или не очень? — проговорил Патрик и почувствовал, насколько неестественно звучит его голос.