Письмо от русалки

— Что? — переспросила Эрика, не поняв до конца его улыбки. — На что решаются?

— Прыгнуть.

Эрика посмотрела туда же, куда и он. Теперь она поняла, что он имел в виду.

— Ты имеешь в виду — с вышки в Бадхольмене?

— Да, — сказал Кристиан, не сводя глаз с вышки для прыжков в воду.

— Я бы никогда не решилась. С другой стороны, я позорно боюсь воды, учитывая тот факт, что выросла здесь.

— Я тоже не решился.

Голос Кристиана звучал глухо, словно он погрузился в свои мысли. Эрика напряженно ожидала продолжения. Что-то скрывалось между строк — странное напряжение, которое вот-вот грозило взорваться, словно бомба. Она не решалась пошевелиться, старалась не дышать. Несколько мгновений спустя Кристиан проговорил:

— А она смогла.

— Кто? — прошептала Эрика. Поначалу ей казалось, что ответа не последует. В хижине воцарилась тишина. Но потом Кристиан чуть слышно произнес:

— Русалка.

— В книге?

Эрика ничего не понимала. Что он пытался сказать? И где он находился? Явно не здесь и не с ней. Его мысли бродили где-то далеко, и она от души желала знать, где именно.

В следующую секунду наваждение исчезло. Кристиан сделал глубокий вдох и обернулся к ней:

— Я хочу сосредоточиться на новой рукописи, а не давать дурацкие интервью и писать на книгах поздравления с днем рождения.

— Это часть писательской работы, — напомнила ему Эрика, несколько задетая его высокомерным тоном.

— А что, у меня нет выбора? — спросил он. Голос звучал спокойно, но в нем ощущалось напряжение.

— Если ты не был готов выполнять эту часть работы, то надо было сказать об этом с самого начала. Издательство, рынок, читатели, наконец, — самое важное, что у нас есть, — ожидают, что мы уделим им часть нашего времени. Если ты не хочешь во всем этом участвовать — ну, тогда надо было сразу это озвучить. Изменить правила в процессе игры уже нельзя.

Кристиан уставился в пол, но Эрика видела, что он внимательно слушает ее и ловит каждое слово. Когда он снова поднял голову, в глазах у него стояли слезы.

— Я просто не могу, Эрика. Это невозможно объяснить…

Он потряс головой, начал снова:

— Я не могу. Пусть они подают на меня в суд, заносят меня в черный список — меня это не волнует. Я все равно буду продолжать писать. Но играть в эти игры — не в моих силах.

Он зачесался, словно под кожей на руках забегали муравьи.

Эрика с тревогой посмотрела на него. Кристиан был как натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Однако она осознавала, что ничего не может с этим поделать. Он не хотел доверяться ей. Если она задумала разгадать его загадку, ей придется делать это самой, без его помощи.

Некоторое время он смотрел на нее, потом вдруг резко придвинул стул к столу, на котором стоял компьютер.

— Мне нужно работать.

Его лицо было замкнуто, лишено всякого выражения.

Эрика поднялась. Как ей хотелось бы заглянуть, что творится у него в голове, извлечь оттуда его тайны — там, как она уже поняла, хранился ключ к пониманию всего происходящего. Но он сидел, повернувшись к экрану, сосредоточив все свое внимание на словах, которые сам написал, — словно это были последние слова, которые ему предстояло прочесть в жизни.

Она молча вышла, даже не попрощавшись.

* * *

Патрик сидел в своем кабинете и боролся с усталостью. Он должен собраться, быть в форме — сейчас, когда расследование вошло в критическую стадию. В дверь заглянула Паула.

— Что происходит? — спросила она, отметив, что у Патрика нездоровый цвет лица и на лбу выступили капельки пота. Его состояние начинало ее тревожить. В последнее время он выглядел совершенно измотанным — этого невозможно было не заметить.

Патрик глубоко вздохнул и мысленно вернулся к последним событиям.

— Тело Лисбет Бенгтссон отправлено на экспертизу в Гётеборг. Я еще не беседовал с Педерсеном, но, поскольку результаты по Магнусу Кельнеру он обещал нам через два дня, я бы ничего не ожидал раньше, чем в начале следующей недели.

— Что ты думаешь по этому поводу? Ее убили?

Патрик помолчал.

— В отношении Магнуса я уверен на сто процентов. У него повреждения такого рода, что он не мог нанести их себе сам или получить иным образом, кроме как в результате нападения на него другого человека. Но Лисбет… Тут я даже не знаю, что и сказать. Насколько я могу судить, у нее не было никаких внешних повреждений, и к тому же она была очень больна, так что речь вполне может идти о естественной смерти. Если бы не записка. Кто-то заходил в комнату и вложил записку ей в руку, но когда это было сделано — перед смертью, в момент смерти или после, — невозможно угадать. Нам придется подождать информации от Педерсена.

— А письма? Что говорят Эрик и Кеннет? У них есть своя версия по поводу того, кто их писал и зачем?

— Нет. Во всяком случае, они утверждают, что не знают. И на настоящий момент у меня нет никаких оснований сомневаться в их словах. Но представляется совершенно невероятным, чтобы отправитель угрожающих писем выбрал этих трех людей наобум. Они знают друг друга, общаются между собой, и где-то есть некий общий знаменатель. Просто мы его пока не нащупали.

— Тогда почему Магнус не получал никаких писем? — возразила Паула.