Письмо президенту

Казалось бы, двойной счет - в университете студентам и преподавателям позволяется потешаться над всесильным президентом, а телеведущему нельзя не выразить ему ежедневное глубокое почтение и восхищение. Однако противоречие это ложное. При авторитаризме власть интересуется не всем на свете, как при тоталитаризме, а только тем, что имеет влияние, скажем, превышающее 93 процента (цифру взял, как понимаешь, с потолка). То есть если телеканал, газета, радиостанция обладают действительно большой популярностью и привлекают солидную аудиторию, то они являются объектом апроприации со стороны власти; власть лишает их права голоса или, если удается, насаждает там свой голос. Но если у оппозиционной силы влияние мизерное, тираж микроскопический - то ради Бога, играйте в свои бирюльки. Кстати, то же самое касается и бизнеса, малоформатный бизнес никого не интересует, но если что не так с бизнесом мощным, рентабельным, то будь добр, прояви лояльность.

Эти правила выдумал не ты, их испробовали на себе многие страны с авторитарными режимами. Но ты был немногословен и последователен. Сначала ты расправился с самыми опасными врагами - влиятельными телеканалами и их владельцами, расправился просто, безапелляционно, без затей, но никогда не забывая о принципе: не пойман - не вор. Ни у кого, и у меня в том числе, нет никаких доказательств, что по твоему приказу Гусинского держали в тюрьме и выпустили лишь после того, как он подписал отказ от своего бизнеса. Да и нужен ли такой приказ? Потом пришла очередь тех, кто слишком большое значение придавал своему участию в твоем восхождении на трон. Это была, конечно, ошибка. Их ошибка. Ведь если с тобой и договаривались о чем-либо люди типа Березовского, то они договаривались с другим человеком, ничего еще не знавшим о том, как изменит его власть, вошедшая во все поры. Согласен, слишком торопливая речь вперемежку со слюной и суетливым мельтешением рук может раздражать. И чувство благодарности здесь не уместно. Тем более, что у тебя и не было другого выхода, кроме как расправиться с группой якобы поддержки, и папа Карло уехал туда, откуда в советскую эпоху не было возврата - на родину Шерлока Холмса.

8

Что дальше? Надо было продолжать дезинфекцию и санацию общества, которое должно было быть излечено от непатриотичной критики правительства и особенно первого лица государства. Это было нетрудно, потому что многие еще очень хорошо помнили советские времена, и теперь только удивлялись, почему ты не закручиваешь гайки по-настоящему, хорошим, мощным разводным ключом, ведь к этому все готово. Не понимали, глупые, что этого не надо.

В свое время, в начале 1990-х, когда я, как и многие столкнулся с денежными проблемами, мне пришлось начать писать в газеты. Я писал в Московские новости и Литературку статьи на полосу с размышлениями о политических изменениях и их связи с национальными стереотипами, но при этом отдавал предпочтение Коммерсанту, где печатал рецензии на книжки. Последнее мне нравилось больше, но, поверь, не только потому, что в Коммерсанте больше платили. Для меня было очень важно, что у этой газеты нет советского бэкграунда, советского прошлого - знаешь, как в хорошие рестораны берут официантов при условии, что они и часа не проработали в совке? Кажется - похоже, но мотивация не вполне совпадает. Владельцев ресторанов интересовала только функциональность, меня же еще волновала репутация и перспектива. И мне кажется, я не ошибся. Нет, скажем, Московские новости были и остаются вполне пристойной газетой, чего, конечно, нельзя сказать о Литературке. Но если размышлять о позиционировании, то Коммерсант сегодня позволяет себе намного больше, в том числе потому, что среди его авторов почти нет тех журналистов, которые печатались в совке. Там, кстати говоря, долгое время вообще не было журналистов, как людей со специфическим образованием и миросозерцанием, а только специалисты - театроведы, музыковеды, искусствоведы. Понятно, что тебе это, наверное, до лампочки, хотя желание прихлопнуть Коммерсант у тебя должно было появиться хотя бы потому, что там до сих пор публикуются одни из самых едких комментариев (может быть, за исключением Новой газеты и Эха Москвы) твоей персоны.