К престолу Сущего меня приволокли, как пойманное животное, унизительным силком, хотя я уже и не думал оказывать сопротивления. За мной следовала небольшая группа уцелевших повстанцев, как и я, ставших пленниками армии-победителя. Выпрямившись, с высоко поднятыми головами мы выстроились перед лицом небесного правосудия. У нас не было сомнений в нашей участи, и мы собирались принять смерть с достоинством.
«Третьего прощения не будет, Люцифер», – в свое время предупредил меня Старикан, но я не просил его и о первых двух. И сейчас, в последние минуты перед казнью, мне было жаль только одного – все смерти оказались напрасными. Мы не отстояли ни себя, ни свои идеи, ни человеческий род. Мы не смогли предотвратить надвигающийся всемирный потоп, который положит конец свободному, сильному обществу.
Фоновым шумом сквозь меня проходила гроза обвинения, оставляя совершенно безучастным, пока вдруг не прозвучали слова, которых я никак не ожидал услышать:
«За свои злодеяния, Люцифер, ты и твои воины безоговорочно заслуживаете смерти. Но Я знаю, смерть не страшна тебе. И она не может искупить твоей вины, как не может искупить ее ничто иное. За человечество ты сражался, неблагодарный? увязшее в мерзости, погрязшее в разврате? Нет, за себя сражался! за свою гордыню!
Желаешь убедиться? Есть на земле один праведник, через него готов Я даровать людям право на возрождение. Пусть заново возделывают свой сад, и садом им будет вся земля. Ты же добровольно отречешься от всего, что есть у тебя. Ты лишишься голоса, чести и права быть одним из Нас. Отныне имена тебе: сатана – враг, лукавый – лжец, дьявол – клеветник и предатель. И не найдется для тебя и воинов твоих места на небе. Человечество останется жить, но ты за то останешься жить в человечестве. Скованные плотью, ты и твои собратья снова и снова будете проходить круг рождения и смерти, короткого счастья и долгого страдания, редких минут просветления и ежедневного греха. И тогда на себе испытаешь, как непосилен груз познания добра и зла для смертного, подвластного земным страстям. И раскаешься в содеянном.
Ну что, принимаешь ты Мое условие? Или предпочтешь достойную смерть, как и рассчитывал в случае поражения?»
В поисках ответа я обернулся, чтобы увидеть глаза своих воинов, и мои преданные братья преклонили передо мною головы, отвечая на немой вопрос безмолвным согласием.
Тогда, подавая им пример, я первым оборвал свои крылья и швырнул их к престолу Сущего…
…СНОВА ЭТОТ СВЕТ
1
Вдох-выдох. Я открываю глаза. Я все на той же кровати, в той же серой, скукоженной комнате. В окно стучится дождливая мразь запоздалого утра, пробиваясь сквозь пыльные стекла тусклым подобием света. Я пытаюсь пошевелиться, но тело как будто чужое, так сильно оно затекло за ночь. Не ощущая того, что делаю, я с трудом пытаюсь шевелить пальцами, и постепенно по конечностям разливается покалывающее тепло – я оживаю.
В этот момент мозг взрывается визгливым треньканьем мобильного телефона.
Мама.
– Ты как? – бьет мне в ухо ее тревожный голос. – Я проснулась с ужасным чувством беспокойства. Места себе не нахожу. Мне приснилось… приснилось, что ты умерла. И так все было, знаешь… по-настоящему.
Слышно, что она вот-вот расплачется. Раньше она не была такой плаксой.
– Значит, буду долго жить, – стараясь не хрипеть, отвечаю я с ласковым смешком. – Все хорошо, мама. Все хорошо…
Все, что я видел там, за чертой, был не сон, не видение под кайфом. Я твердо знал, что узрел истину. Не наркотики дали мне возможность вспомнить. Они – лишь пустая отрава. Но, оказавшись на краю пропасти и заглянув в нее, иногда открываешь в себе нечто такое, что дает тебе силы отойти от края и продолжить путь.
Вытащив из-под плинтуса заготовленную смерть, вместе с остатками прочей «дури» я без колебаний спустил ее в унитаз. Она мне была больше не нужна.
Я испытывал сильный голод, но, открыв холодильник, понял, что там почти ничего не осталось. В кошельке до стипендии также оставались сущие копейки. Но и их хватило бы, чтобы пообедать в столовке или хотя бы купить пару пачек готовых пельменей. Но и для того, и для другого нужно было выйти из комнаты, а я чувствовал, что сейчас у меня на это просто не хватает сил. Скудно подкрепившись тем, что было, и заев это коркой засохшего хлеба, я лег обратно на кровать, решив подождать, когда меня отпустит.