Письмо. Серия «Другая сторона»

– Мама! Мамочка! – я звал её, хочу показать ей, как болит рука. Прошу помочь мне. Рука потемнела, онемела, из ранок сочится сукровица. Бечёвка обнимает кисть, пропитана потом и жидкостью, стала чёрной. Я потрогал ранку, выступила кровь. От руки плохо пахло. Мамочка! Она выходит на крыльцо, но её лицо размазано и размыто, её родные черты растворяются и исчезают. Мамочка, помоги мне! Помоги. Остаётся только её запах. Я больше её не вижу. Мамы здесь нет. Куда-то ушла. Ускользает. Я за ней. Иду за ароматами мамы, её волос, халата, еды, которую она вечно готовит. Знакомые запахи на время побеждают ужасный смрад от руки. Но мне страшно и стыдно, что я беспокою мамочку. Святую статую без чувств, в которую она превратилась после смерти деда. Омертвела. Умерла. Увы, это не моя мама. Моя мама была не такой. Мамы нет. Той любимой мамочки не стало после того, как она нашла деда, своего отца, в ванной кипятка, голого и распухшего, с бутылкой водки в руке. Возвышающегося чудовищной инсталляцией среди разбросанных вещей, которые старики собирают во все времена «на смерть». Похороны. Его лицо было закрыто полиэтиленовым пакетом от конфет. Мама, ты где? Куда ты подевалась? Много цветов вокруг, голова кружится и тошнит от веяния из гроба, смешанного с ароматами цветов. Лето. Такое же лето, как сейчас. То же время. Мама ушла, а пришла вместо неё другая, зля колдунья. Мачеха с тем же лицом и тем же телом. От неё воняло тухлятиной. С каждым годом всё больше. Она была жестокой, злой, я боялся её. Мир будто темнел в её присутствии. Моя маленькая жизнь потемнела. Мать изменилась. Её душа издохла. Изменила меня. Покалечила, измяла. Годами я тянулся к идее той самой прежней мамы. Которая, а я надеялся, всё ещё живёт где-то внутри этой ужасной чужой женщины. Может быть, моя мама заперта там, в глубине, может быть, она нуждается в любви, во мне, в знании, что нужна. Я жду её и всё ещё люблю. Я готов ждать вечно. А то, что любовь ничего не меняет и никого ещё не победила, я уже понял и убедился сам. Любовь разрушает многих. А создаёт только новую жизнь из нескольких клеток. Мама. Найди меня среди поехавших пластов мироздания. Я здесь застрял и бьюсь, ещё живой. Я чувствую, как тяга к жизни утекает из меня через укус. Он всё время чешется! Я опять смотрю на своё запястье. И снова вижу руку взрослого. В другой руке кусок сырного кекса, пальцы ещё розовые от соприкосновения с горячим.

*

Sweet dreams are made of this.

Who am I to disagree? *

*

Я перекрестил на её шее бечёвку и начал тянуть, так, как я видел в кино. Онемевшая рука надёжна, будто это действие ей привычно. Мы, те, кто живёт в современном мире – потенциальные убийцы все до одного, из-за доступности понимания, как это сделать, через фильмы и детективные сериалы. У меня было чувство бьющейся птички в руках и я почувствовал боль. Происходило что-то непоправимое. Несколько раз мне хотелось отпустить, но я понимал что нельзя, голос не отстанет всё равно. Как из неё утекала жизнь, так из меня утекал свет, я сваливался во тьму окончательно, в боль и был нанизан на ножи чувства вины. Чувствовал каждый её жест, каждое движение, все её переживания. Человек, бьющийся за жизнь, ужасен. Я понимал, что она сейчас думает о сыне, что внутри неё разверзается кошмар, но я не мог прекратить, не мог, уже было поздно. Мне хотелось как-то не так, но… всё равно реальность другая, не такая, как в письме, да, малыш? Так лучше? Или нет?

Some people got the real problems,

Some people out of luck,

Some people think I can solve them,

Lord heavens above! *

Она видела, что я сделал с её мужем. Я ощущал её панику и отчаяние волнами, они изрешетили меня везде. Понимаю, что вероятно, уже не выживу после этого. Боюсь снять с неё бечёвку. Казалось, она оживёт, схватит меня и будет громко, нескончаемо долго ругать за то, что я натворил. Но оставить так я не мог. Это выглядело плохо, некрасиво, уродливо, страшно. Я снял шнурок и бросил в какой-то картонный ящик, стоявший в углу, сверху бумаг, газет и писем. Как всё теперь запуталось. Как это распутать. Что с моей памятью. Что теперь со мной. Некрасивые полосы крови были везде, на полу, на стенах. Как грязно! Фу, какая грязь! И запах. Как отмыть? Но ведь это такая мелочь, правда, Бобби? Мы выдержим это?

Мой солнечный малыш, он где-то гладит кота в это время. Наверное, он на своём любимом третьем этаже смотрит на солнце. Нельзя оставить всё так, как было написано в письме. А то выходит, я ничего не изменил. Мне захотелось отнести их на реку и я отнёс.

I'm only human after all,

I'm only human after all,

Don't put the blame on me,

Don't put the blame on me. *

*