Письмо сестре, или Комментарии к эпиграфам

Примерно в сентябре мы с Мансуром Мохамаджоновичем остались вдвоём в 14-й камере ПКТ, т.к. Степана Владиславовича куда-то этапировали. А в октябре Мансура Мохамаджоновича перевели в другую камеру, и я остался один: начался, пожалуй, один из наиболее симпатичных периодов моего заключения, и длился он чуть более двух месяцев. Я пристегнул одну шконку к стене, и в камере стало более или менее просторно для одного человека, так что я вволю назанимался физкультурой. При этом в камере остался магнитофон и компакт-диски!..

…Согласно Маргарет Митчелл, никто не любит писать письма, однако все любят их получать. От нечего делать я и так пис'aл их достаточно много, а во время этого «одиночного» периода вообще разошёлся и строчил обращения направо и налево! В общем, я очень старался.

Самым длинным и трудным обращением была жалоба в Ленинский районный суд г. Мурманска - жалоба на действия (бездействие) Администрации ФКУ ИК-17. Со слов начальника отряда я установил дату, до наступления которой я должен был отправить свою жалобу в суд – до 27.01.2015. Времени было предостаточно. Трудность заключалась в том, что мне всё равно нужно было поторапливаться, так как я хотел отправить составленный рукописный текст своей матери, чтобы она набрала его на компьютере, а потм распечатала и отправила мне. И я должен был успеть получить свою жалобу в окончательном виде, годном к отправке в суд, до этой даты; желательно, с запасом (сотрудники колонии относятся к точности по отношении к зекам спустя рукава, поэтому период времени, который пройдёт с момента вручения письма инспектору до момента его передачи в ведение почты, очень плохо поддаётся прогнозу).

С того времени, как я остался один в камере, стол всё время был наполовину завален бумагами. Верхний ярус шконки использовался как полка, а по совместительству – как огромная столешница на уровне груди, и тоже была заставлена книжками, тетрадками и прочим барахлом. Однажды в этой камере, впервые в жизни, я собрал огромный пазл! Пис'aть письма можно было как сидя за столом, так и стоя за этой столешницей. Тут же можно было расставлять и решать шахматные задачи. А рядом, на полке, напоминаю, был магнитофон!

В-общем, я со всех сторон был обложен духовной пищей.

Положенную пищу для желудка приносили три раза в день. Сотрудники колонии появлялись один-два раза в день во время проверки, убеждались, что я жив-здоров, и не беспокоили.

В моём распоряжении были все альбомы Элиса Купера с 1971 по 2005 год, примерно треть наследия «Depeche Mode», несколько альбомов и концертники Элвиса, cборники Ozzy и «Led Zeppelin», альбом «No More Tears» и ещё по-мелочи. Всё известное почти наизусть.

…Никогда ещё в жизни, кроме как в эти два месяца, я не слушал так много радио!

Я отдал своё предпочтение мурманскому «Большому Радио» - главным образом, из-за аудиоряда, хотя и новостные, и творческие разговорные программы там тоже интересные. Каждый день, кроме выходных, в девять часов вечера начинался «концерт по заявкам радиослушателей», при этом Филипп Киркоров и иже с ним были объявлены «неформатом» для «Большого Радио». Это оказалось более чем правдой: в эти вечерние передачи звонили люди прямо в прямом эфире, беседовали с минуту с ведущим, заказывали ZZ Top, Simple Minds, Faith No More … - что угодно, кроме неформата.

Для меня это было как бы возвращением части комфорта. В общежитиях (бараках) спецконтингент из музыки предпочитает Ru.tv, Жару и МУЗ-ТВ – совершенно немыслимые телеканалы и даже в чём-то фантастические.

Заявки на песни, согласно ведущему, можно было делать по телефону, посредством СМС или на сайте big-radio.ru. Мне очень захотелось заказать парочку песен, которые нравятся лично мне, однако у меня не было ни телефона, ни Интернета, и поэтому я трое суток подряд в часы бодрствование не выключал это самое «Большое Радио», рассчитывая услышать наконец-то их нормальный почтовый адрес, чтобы послать письмо посредством ФГУП «Почта России»…