Письмо Софьи

– Тогда послезавтра. Я буду ждать, когда ты меня снова примешь. Ведь ты уже начала чувствовать себя женщиной, не так ли? Надо закрепить этот пленительный урок. – Он прижал девушку к себе и спросил, проводя губами по ее шее: – Кстати, почему ты все еще обращаешься ко мне на «вы» и не зовешь меня по имени? Между возлюбленными не должно быть таких условностей.

– А я не собираюсь становиться вашей возлюбленной. Постель еще не означает истинной близости. Я буду звать вас на «вы», чтобы между нами оставалась хоть какая-то стена. И вам следует при посторонних обращаться ко мне только на «вы».

– Разумеется, я же не хочу испортить твоей репутации.

– Куда уж больше, вы давно ее испортили. А теперь уходите, мне надо побыть одной, прийти в себя после такого потрясения. Ну, чего вы ждете? Вы ведь уже получили то, что хотели!

Он посмотрел на нее с каким-то неопределенным выражением лица, потом рывком поднялся с кровати, натянул на себя одежду и, оглянувшись на Софью, небрежно бросил:

– Мне не так просто получить то, чего хочу.

После его ухода она долго лежала с открытыми глазами, следя за догорающим огоньком свечи. Мысли девушки сперва ворочались медленно, вяло, потом вдруг застучали ей в виски с лихорадочной частотой: «Что я делаю?… Какое безумие! Среди войны, в чужом доме… снова изменила Юрию… и на этот раз почти без сопротивления. А ведь я считала себя цельной натурой, у которой был принцип: кому душа – тому и тело. И что теперь? Могу ли я себя уважать? Как посмотрю в глаза Юрию? А Призванов? Кто он для меня? И как он сам ко мне должен относиться после всего?…»

Девушка металась до утра, и, хотя сон к ней все-таки пришел, но был таким отрывочным и тревожным, что не успокоил ее, а скорее утомил.

Наутро она стыдилась поднимать глаза: ей казалось, что все знают о прошедшей ночи. Но на самом деле никто ни о чем не догадывался: Призванов проявил достаточную осторожность, его спутники, измученные дорогой, спали крепко, а хозяин и слуги ночью не приближались к гостевым комнатам. Удостоверившись наконец, что тайна ее греха не раскрыта, Софья немного успокоилась, хотя по-прежнему старалась держаться подальше от Призванова.

Хлопоты дня, заполненного лечением ослабевших путешественников, особенно Луговского, ремонтом саней, уходом за лошадьми и починкой одежды, отвлекали и временных, и постоянных обитателей усадьбы от лишних разговоров, что вполне устраивало смущенную девушку.

Вечером она, как и заявляла Призванову, заперла дверь своей спальни и не откликнулась на его осторожный стук. Однако прошел еще день, и на третью ночь Софья – то ли по рассеянности, то ли из бессознательного любопытства – забыла запереть свою дверь. Когда вошел Даниил, она лежала с открытыми глазами и сильно бьющимся сердцем, словно ждала чего-то бурного, опасного и необычайного.

И это случилось. Случилось именно то, чего добивался Призванов: она почувствовала себя женщиной, ощутила силу страсти, заглушившую и раскаяние, и возвышенные мысли о любви к Юрию.

Но раскаяние к ней вернулось, едва лишь завершился неистовый чувственный поединок. Софья глубоко вздохнула, выравнивая сбившееся дыхание, и тут же мысленно сказала сама себе: «Я снова сошла с ума!.. Ведь этот циничный человек не любит меня, а только развращает ради своей забавы. Все, что я делаю, – грех…»

И, словно в ответ на укоры ее совести, рядом прозвучал завораживающе бархатный голос Призванова:

– Не надо, моя прелесть, ни в чем каяться. Весь твой грех я возьму на себя и постараюсь исправить… если смогу.

– Нет, вы ничего не сможете исправить… – прошептала она, испытывая внутреннюю опустошенность. – Уходите, мне опасно находиться рядом с вами. Я начинаю себя ненавидеть. Я хочу поскорее расстаться с вами и все забыть.

Он оперся на локоть и, заглядывая сверху в ее глаза, покачал головой:

– Нет, ты всегда будешь меня помнить. Даже в объятиях своего разлюбезного Юрия не сможешь забыть. Теперь-то я в этом уверен.

Перед уходом он поцеловал девушку так страстно и крепко, что у нее на глазах выступили слезы.

Оставшись одна, Софья долго успокаивала себя молитвой, пока наконец не уснула. Все ее надежды были теперь на скорый отъезд из имения, в котором так некстати подстерег девушку роковой соблазн.

На другой день, к ее облегчению, Луговской объявил, что чувствует себя достаточно здоровым для дальнейшей поездки и не хочет дольше задерживаться в имении. Как раз в это время погода немного потеплела, и путники решили, что надо поскорее отправляться в Вильно, пока морозы не усилились.

Глава тринадцатая

После двух ночлегов в маленьких разоренных местечках, где путешественники могли только вздыхать об удобствах, которые имели в усадьбе Ельского, отряд наконец приблизился к Вильно.