Пистоль и шпага (СИ)

— Понимаю, — кивнул Иловайский. — Мне мои казаки тоже как дети. Только нет больше вашего отдельного батальона. Дохтуров, как встал во главе армии, сказал, что ему не нужен, а потом и Второй армии не стало — слили с Первой.

М-да, грустно.

— Где сейчас Спешнев с егерями? — спросил я.

— Вроде Паскевичу в дивизию отдали, — пожал плечами генерал. — В Главном штабе спросишь. Тебе туда по любому нужно.

Гм… Явиться одиночкой в штаб мне не с руки. Офицер, бежавший из плена… Без бумаг… Сейчас, конечно, не как в 1941 году, особых отделов в армии нет, да и плен позором не считается — обычное дело на войне. Однако смотреть будут косо. Нужен поручитель. Потому я и уговаривал Фигнера поехать со мной.

— Имею важные сведения, ваше превосходительство, — сказал я. — В плену меня сам маршал Даву допрашивал. Пока ждал, сидел у него в приемной и подслушал разговор штабных генералов. На меня они внимания не обращали — какой-то пленный. В ближайшие дни французы выступят из Москвы в направлении Малого Ярославца.

— Точно знаешь? — насторожился Иловайский.

— Ручаюсь. Даже могу сказать, под чьим началом пойдут французы.

— И?

— Евгения Богарне, пасынка узурпатора.

— Так! — пальцы генерала выбили дробь по столу. — Вот что, капитан, едем в штаб вместе. Эти сведения нужно светлейшему донести. Тебя к нему не пустят, да и не поверят, скорее всего. А вот я тебя знаю и словечко замолвлю.

Ага, забрало. Разведка в русской армии хромает. В моем времени прошляпила выход Наполеона из Москвы. А тут свежие сведения, да еще чуть ли не из ставки корсиканца. Не важно, что добыл их какой-то капитан. Кто его к Кутузову привел, а? Есть шанс получить плюс в карму, как говорили в моем времени.

Мы встали и вышли из избы. На крыльце нас встретил есаул Лазарев.

— Вот, ваше превосходительство! — сообщил, указав на лошадь, поперек седла которой лежала какая-то хламида. — Конь справный, бурка добрая, в кобурах пистоли. Французские, но бьют крепко, проверяли. А вот еще, — он протянул мне шпагу и серебряные часы на цепочке.

— Благодарю, господин есаул, — сказал я, принимая подарки.

— Молодец, Лазарев! — похвалил Иловайский. — Зла на тебя и твоих казаков капитан не держит, сам мне о том сказал. Головатого поучи, как положено по-станичному, но особо не усердствуй. Понял?

— Слушаюсь! — вытянулся есаул.

— Поехали, Платон Сергеевич!

Казаки из конвоя Иловайского помогли мне облачиться в бурку. Я взобрался в седло, и мы с генералом, сопровождаемые казаками, порысили по улице.

— Ты вот что, Платон Сергеевич, — сказал Иловайский вполголоса. — Ежели светлейший спросит, кто тебе бланш под глаз подвесил, на французов сошлись. Дескать, когда в плен брали, побили. Договорились?

— Непременно, ваше превосходительство! — кивнул я. — Сам так собирался сказать.

— Вот и славно! — заключил он.

* * *

Глава 16

— А с чего это, голубчик, французские генералы при тебе разговоры вели? — спросил Кутузов, устремив единственный глаз на капитана.

— Позвольте, объясню, как дело было? — ответил офицер.

— Изволь, — согласился командующий.

— Меня привели для допроса к Даву. Маршал был занят, и меня оставили в приемной в уголке под охраной двух солдат. Рядом находился французский полковник Маре — он, как полагаю, за разведку у Даву отвечает.

— Слыхали о таком, — сказал полковник Толь[63].

Главнокомандующий кивнул, подтверждая.

— В скором времени из кабинета Даву вышли два генерала: один бригадный, другой дивизионный, ежели судить по мундирам и шляпам. Встав посреди приемной, они стали обсуждать состоявшуюся у маршала беседу. Полковник Маре к тому времени проследовал в кабинет Даву, на меня генералы не обратили внимания. В их глазах, видимо, я был чем-то вроде мебели.

— Как? — спросил Кутузов и улыбнулся. — Мебели? Славно сказано. Продолжай!

— Вот тогда я и расслышал «МалИ ЯрославЕЦ», — капитан произнес название города на французский манер, поставив ударение в конце слов. — После чего бригадный генерал спросил дивизионного: «Богарне пробьет нам дорогу?», на что последний ответил: «Вне всякого сомнения. Вице-король отлично зарекомендовал себя во многих делах». После чего оба ушли, вернулся Маре, и меня повели на допрос к маршалу.

— Что тот спрашивал? — поинтересовался Кутузов.

— Главным образом хотел знать, собирается ли государь Александр Павлович заключать мир с узурпатором. Французы знали, что я еду из Петербурга — при мне нашли предписание из Военного министерства прибыть в распоряжение Главного штаба Русской армии.

— И что ты ответил маршалу?

— Что государь не обсуждал со мной этот вопрос.

— Славно! — восхитился Кутузов. — Ай, да молодец! Государь не соизволил говорить о мире с капитаном, — он хохотнул. — Крепко француза осадил.

— Между прочим, правда, — пожал плечами офицер. — Государь со мной об этом не беседовал. О другом — да, и много, но о мире ни слова.

— Что? — изумился Кутузов. — Государь удостоил вас аудиенции?

В волнении светлейший не заметил, как перешел на «вы». Младшим офицерам, особенно молодым, а также близким ему генералам он говорил «ты», о чем все знали и не обижались.