— Я понял все. Но сначала я должен немного вернуться назад. В том, как Стенхант и Фонеблюм нанимали частных инквизиторов, имеется последовательность, очень важная для того, чтобы понять суть. Я был первым, и я имел дело со Стенхантом, и все, что он хотел от меня, — это чтобы я нажал на Челесту и заставил ее вернуться домой. Но нанимать громил получалось у Стенханта не важно, и, когда я отказался, он доверил это Фонеблюму. Тот нанял Уолтера. — Я махнул рукой в сторону Сёрфейса. — Когда он донес Фонеблюму, что у Челесты есть кто-то на стороне, тот предложил Уолтеру большие деньги, чтобы тот вычислил счастливчика и убрал его. Но Уолтер тоже отказался. И остался без работы, так ни разу и не встретившись со Стенхантом. Верно?
Сёрфейс утвердительно кивнул.
— К этому времени у Фонеблюма начались неприятности на другом фронте. Его сын и протеже стал башкунчиком и сбежал на Телеграф-авеню пить виски и нести чепуху. Фонеблюм не бросал надежды вернуть наследника под свое крылышко — одно время он финансировал проектирование пристройки для башкунчиков на Кренберри-стрит, — но одновременно начал искать нового кандидата на эту роль. И нашел такового в молодом кенгуру по имени Джой Кастл. Джой оказался способным учеником.
— Я проверил это на себе, — перебил меня Сёрфейс. Должно быть, он вспомнил про свои ребра.
— Так вот представьте себе, — продолжал я, — после меня и Сёрфейса Фонеблюм бросил идею искать помощь на стороне. У него как раз имелся свой стрелок-кенгуру, готовый на все. Фонеблюм дал ему то же поручение, что и Уолтеру: следить за Челестой. Учтите, что кенгуру
Я сделал эффектную паузу. Оба не сводили с меня глаз.
— Мейнард Стенхант имел чрезмерное пристрастие к Забывателю — по меркам шестилетней давности. Первый раз, когда я пытался дозвониться ему домой, он даже не вспомнил, кто я такой. Я бы предупредил Энгьюина насчет опасности иметь дело с людьми, страдающими провалами в памяти, но тогда я и сам не задумывался о возможных последствиях этого. На деле и Мейнард, и Челеста имели свидания в «Бэйвью». В одном номере. Друг с другом.
— Уолтер, — обратился я к Сёрфейсу, — ты видел Стенханта, только не знал об этом. Он и был тот парень, которого ты засек в мотеле. Да, Челеста бросила его, но колебалась, как это бывает. Она согласилась встречаться с ним в мотеле, но его утреннее «я» — то, которое нанимало детективов, — не помнило об этой договоренности.
Сёрфейс только рот раскрыл.
— Вчера ты сказал мне, что теперь в Эл-Эй запрещено знать, как ты зарабатываешь деньги. Вот тогда до меня и дошло. Стенхант был ранним прототипом этого. Та часть его, что не помнила о встречах с Челестой, отчаянно ревновала ее к тому, с кем она встречалась в «Бэйвью», вот он и попросил Фонеблюма, чтобы тот приказал своим мальчикам пристрелить его. Кенгуру знал, как выглядит Стенхант, не лучше, чем ты, Уолтер. Он просто сделал все, что ему приказали, и убил дружка. Стенхант сам заказал свое убийство.
Я помолчал и дал им время обмозговать это. На лице Кэтрин сменило друг друга несколько разных выражений, по большей части скептических, но в конце концов она была достаточно умна, чтобы притворяться, будто это лишено убедительности. Я видел, что она осознала это, а потом я увидел, как она напоминает себе, что моя карточка лежит у нее в ящике и что за пределы этой комнаты без ее ведома не выйдет никто и ничто. Она быстро пришла в себя — наверное, за эти годы у нее было достаточно возможности попрактиковаться в этом. Да, она изменилась сильнее, чем Барри, или Сёрфейс, или Тестафер, или кто угодно другой из тех, с кем я имел дело со времени возвращения. Она изменилась так же, как изменились размеры и убранство ее кабинета.
— Интересная история, — произнесла она. — Что вы надеетесь получить?
— Я хочу, чтобы Энгьюина разморозили, — ответил я. — Я устрою вам черт-те что, если вы не сделаете этого.
Она только улыбнулась.
— Это вы меня смешите, Телепромптер, — сказал я. — Позвольте мне считать, что я представляю для вас угрозу. Это ведь не ерунда: парень совершенно безобиден — и невиновен.
Она пощелкала клавишами своего компьютера. Я решил, что она смотрит досье Энгьюина, хотя на деле это могло быть что угодно. Вплоть до часов. Она щурилась, глядя на монитор, и я вспомнил, как при нашей первой встрече она не хотела, чтобы я видел ее в очках.
— Я посмотрю, что можно сделать, — сказала она.
Я обдумал это. Я много чего сделал на четырнадцать сотен Энгьюина.
— Этого мало, — сказал я.
Она посмотрела мне прямо в глаза. На этот раз это я выдержал ее взгляд, не моргнув.
— Ладно, — сказала она. — Завтра. Даю вам слово.
— Спасибо.
— Не меня благодарите, — отрезала она. — Благодарите свою счастливую звезду. Забирайте свое барахло и убирайтесь.