Пистолет с музыкой. Амнезия Творца

Ответ не отличался оригинальностью. В мире, где невежливым считается спросить у соседа, который час, я мог служить олицетворением бестактности. Я привык вытряхивать людей из того состояния дискомфорта, к которому они привыкли. Собственно, этим я и жил. Возможно, до сих пор Энгьюину не приходилось отвечать на прямо поставленные вопросы – если не считать тех, что ему задавали в Отделе Инквизиции. На эти вопросы отвечают все.

– Давайте-ка разберемся, – сказал я. – Вы мне платите за то, что я задаю вопросы. В этом вся разница между нами: я задаю вопросы, а вы нет. И мне нужна _ваша_ помощь. Вы можете мне врать – так поступают почти все, а можете потом проклясть меня. Только не шарахайтесь от меня так. А теперь гоните карточку Мне нужно знать уровень вашей кармы.

Он слишком отчаялся, чтобы устроить мне сцену. Он просто полез в карман за куском пластика и протянул его через стол, старательно избегая моего взгляда.

Я сунул карточку в карманный детектор. Никаких показаний. Магнитная лента на карточке чиста. Его уровень кармы равнялся нулю. Это означало, что он мало чем отличается от покойника. И насколько я понимаю, он знал это.

Если Отдел Инквизиции установит карточку на ноль, вы не сможете появиться ни в одном публичном заведении, не понизив тем самым уровень вашей кармы до отрицательной отметки. И стук захлопывающейся двери будет последним, что мир услышит о вас, – и очень надолго. Если не навсегда. Давненько мне не приходилось видеть карточку на нуле. Последний раз такую карточку держал трясущимися руками человек, окончательно тронувшийся рассудком.

Собственно, это уже пустая формальность: дело против вас завершено, и вам предоставляется последняя возможность еще денек-другой пошататься по улицам в качестве ходячей рекламы правосудия. Можно, конечно, попытаться повысить карму, помогая старым слепым козлихам переходить дорогу, а можно просто завалиться в бар и напиться вдрыбадан – это уже ничего не изменит. Между вами и вашей жизнью – стальная дверь, и вам остается только смотреть, как она медленно захлопывается.

Я вернул ему карточку.

– Да, это большая неприятность, – сказал я по возможности мягко. Обычно в таких случаях от меня мало пользы. – По крайней мере я не кривил душой.

– Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали, – произнес он с мольбой в глазах.

– Ну, если ничего другого не остается… – Ничего, кроме как принять деньги от ходячего трупа. – Но нам надо спешить. Я буду задавать вопросы много вопросов, возможно, больше, чем вы слышали за всю вашу прошлую жизнь, – и мне нужен честный ответ на _каждый_. Так в чем вас обвиняют?

– Отдел Инквизиции утверждает, что я убил человека по имени Мейнард Стенхант.

Я чувствовал себя последним болваном. Мог бы ведь и догадаться, что Отдел уже нашел кого-то – правого или виноватого без разницы, главное засунуть его в морозильник. И тем не менее я не узнал его, когда он приперся ко мне.

– Забудьте это, – произнес я. – Возьмите вот это и забудьте. – Я выдвинул ящик стола, вынул оттуда маленький конвертик и протянул ему. Это была моя собственная смесь, лучшее, что, на мой взгляд, могло помочь обреченному человеку. – Возьмите зелье и выматывайтесь. Что бы я ни сделал, вам это не поможет. Если я только попытаюсь вмешаться в дело Стенханта, это будет конец нам обоим. Пару недель назад я работал на Стенханта, так что мне и без вашего участия непросто будет отделаться от Инквизиции. – Я достал бритву и положил ее на стол рядом с конвертиком.

Энгьюин не взял конверт. Он просто сидел и смотрел на меня как ребенок. Я вяло махнул рукой и взял конвертик Если он не хочет, мне самому пригодится.

Я высыпал содержимое на стол и порубил лезвием, не заботясь о том, что часть зелья останется в царапинах. Энгьюин встал и, пошатываясь, вышел. Я ожидал, что он хлопнет дверью, но он не стал. Может, он решил, что я не частный, а официальный инквизитор, и хлопанье дверями ему даром не пройдет. На такие штуки у него просто не осталось кармы.

Моя смесь в основном состояла из Принимателя плюс чуть-чуть Сострадателя для остроты и немного Усилителя. Обычно это помогало держаться даже в самые тяжелые минуты. Я втянул понюшку через трубочку, скатанную из стодолларовой бумажки, и очень скоро ощутил эффект. Это было хорошее зелье. Я искал нужные пропорции несколько лет, но раз найдя, сразу понял: это то, что мне нужно. От него я чувствовал себя именно так, как хотел, – лучше.

Во всяком случае, так было всегда. С моим родом деятельности Забывателем злоупотреблять нельзя – я перестраховывался, не нюхая его вообще. Вот как раз сейчас я не отказался бы от понюшки: общение с Энгьюином отрицательно сказалось на моих нервах. Вряд ли это угрызения совести – скорее, осознание того, что для последней надежды я выглядел хиловато. Всего-навсего еще один инквизитор, отвернувшийся от мольбы Энгьюина. Тот факт, что я работаю не на Отдел, а на самого себя, ничего не менял.

Если ты не решение проблемы, значит, становишься проблемой сам, верно?