Пит Мелларк: Лицо Врага (СИ)

Мне одиннадцать, Прим семь, отец ещё жив, а мама практически никогда не хмурится.

— Китнисс, тебе пора спать! — говорит с улыбкой отец.

Мы сегодня вместе ходили в лес уже второй раз. Папа рассказывал мне о птицах по имени утки. А когда мой интерес стал очень сильным, он отвел меня на озеро, которое все поросло тростником и показал мне на воду:

— Видишь, дочка, там в воде прячутся птицы и хитро мне улыбнулся.

Я долго смотрела во все глаза не очень то и быстро, но мне удалось разглядеть, далеко от берега, шагах в двухстах, если бы по воде можно было ходить, двух птиц. Маленькую невзрачную серую птицу и более приметную, ее я рассмотрела первой, а серую могла бы так и не заметить, красивую зелено-бело-черную. Обе птицы были очень далеко от нас, но если уж папа их увидел, мне тоже хотелось их разглядеть.

Наконец, говорю папе:

— Вот там, в зарослях, я вижу спрятались две птицы, — и сама с удовлетворением замечаю, что папа улыбается мне самой открытой и самой озорной из своих улыбок. А у папы очень много улыбок. Для друзей-шахтеров одна, для дяди Джайдена Хоторна — совсем другая, более открытая и лукавая папина улыбка, для мамы — третья — особая, теплая и обволакивающая, мама всегда сама дарит отцу в ответ свою особую улыбку, улыбку любящей жены. Сама говорила. Но самая-самая улыбка специальная, только для моей сестры Прим и для меня. Ее ни с какой другой не перепутаешь. Она самая открытая и самая особенная папина улыбка. Это наша улыбка. Только — Прим и моя.

— Молодец, Китнисс. А знаешь, как называются эти птицы? — И папа лукаво зажмуривает правый глаз, но я мгновенно догадываюсь:

— Папа, неужели это утки?

— Угадала! За мной подарок. Китнисс, ты любишь землянику? — специально с более серьезным лицом спрашивает меня папа.

И не могу сдержаться:

— Да!!!

И папа смеется в ответ. Тихо, потому что мы в лесу, а в лесу категорически нельзя шуметь, но все равно смеется искренне заливисто.

Вот почему мне ничуточки, нисколечко, не хочется спать. Прим уже уложили спать, но я не хочу. Моя мама хмурится, но показать, что она сердита на меня, не хочет. Я же не догадываюсь, что маме пора убираться на кухне. Ведь там недостаточно чисто. А мама так любит идеальную чистоту. Ведь моя мама — дочь аптекаря, а все аптекари обожают чистоту.

Поэтому отец решает сам уложить меня спать. У папы есть секрет, но я об этом еще не догадываюсь, что он заставит меня заснуть быстро и с удовольствием.

И папа говорит:

— Китнисс, хочешь, я расскажу сказку? — и прикладывает ко рту указательный палец, как бы говоря: «Китнисс, я хочу рассказать сказку только тебе. Прим спит, но если она проснется, то сказку мне придется рассказать и Прим тоже. А так я хочу рассказать только тебе одной. Даже мама ее не слышала никогда. Только для тебя».

Я замолкаю и пытливо смотрю в глаза отцу и он молча мне показывает, что сначала мне нужно лечь в постель. Я не медля ни секунды, укладываюсь спать, а папа садится рядом на стул.

И вот он начинает рассказывать. Негромко, почти шепотом, так, чтобы могла услышать только я:

Давным-давно, в чужой стране, названия которой никто даже не помнит, так давно это было, жила была девочка. Которую звали Соль. Она жила в городе, название которого давно забыли, но тебе, Китнисс, по большому секрету, я расскажу, как назывался этот город. Ячменный город. Его называли так потому, что в этот город, каждую весну и каждую осень, со всей страны свозили ячмень и продавали его на ярмарке. Вот город и прозвали Ячменным.

 — Девочка была дочерью лекаря, — продолжает рассказывать мой отец. Самый необыкновенный человек на свете.

— Как я, ведь мама помогает людям, когда они заболеют. Со всего Шлака они приходят к моей маме, — говорю я. Слишком громко. Прим может проснуться! Поэтому папа улыбаясь прикладывает палец к губам:

— Тише, Китнисс, разбудишь сестру и сказка перестанет быть нашей с тобой тайной.

Мне не жалко ничуть, что Прим может услышать папину сказку. Но мой папа добрый, у него есть много сказок. Городских. Шахтерских, многие из них страшные, особенно про «Духа погибшего шахтера», который восстал из мертвых, когда его семье грозила смерть от голода. Так сильно он любил свою семью. Но Прим спит, а у меня сна ни в одном глазу и я хочу папину сказку! Поэтому я веду себя тихо, как мышка, ведь папина сказка каждый раз самое интересное, что я слышала.

И папа продолжает: