Питер

Тот серый человек?

Топая сапогами, они взбежали по ступеням.

Иван рванул дверь на себя. Закрыто! Чёрт, он бросился к следующей. Уберфюрер с размаху ударил ногой — алюминиевая дверь сотряслась, но выдержала. Звякнуло треснувшее стекло.

Седой присел на колено и приставил своей недокалаш — «сайгу» к плечу.

Убер ударил ещё. Бух!

Но должен же быть вход?! Зар-раза. Н-на! Иван прикладом выбил стекло, просунул руку. Постарался нащупать замок. Ни фига. Да где же ты там?! Пальцы наткнулись на что-то округлое и холодное, переходящее в другое округлое и холодное. Цепь, не сразу сообразил Иван.

Кузнецов вдруг подбежал и забарабанил по двери. Грохот.

— Помогите! — закричал он. Из-за противогаза звук получался: «Пагите!». — Пагите!

Что он делает?

Уберфюрер повернулся. Показал за плечо Ивана и потом себе на глаза. «Вижу цель». Иван кивнул.

Кажется, всё. Отбегались на сегодня. Он поднял автомат к плечу, поставил предохранитель на одиночные. Вгляделся. Вдалеке мелькнула тень — быстро. Исчезла. Где же ты, сукин сын? Покажись.

Внезапно загремела цепь, бам — дверь распахнулась. Иван на рефлексе развернулся туда. Обошли, сволочи…

— Сюда! — крикнули оттуда. — Быстрее! Ну же!

Глава 18 ЛАЭС

— Мы из Кронштадта, — сказал Уберфюрер. Иван покачал головой — опять какая-то непонятная шутка.

— Добро пожаловать, — глухо сказал старик. Противогаза на нём не было, только белый небольшой респиратор. С одной стороны респиратор был отстегнут и висел на одной лямке. — Я вас уже давно жду.

Иван поднял брови.

— Нас? — он оглянулся. Мандела, Убер, Кузнецов, Седой. Сам Иван. Действительно. А кого ещё старикану ждать, как не нас…

— Ну, если нас, то мы пришли.

Старик кивнул. Провел их в глубь здания, потом в комнату, отделанную светлым металлом. Ещё не открыв следующую дверь, Иван понял, что там будет — и не ошибся. Душевая — огромная, каких Иван вообще никогда не видел. Голоса диггеров отражались от кафеля, покрывающего стены — бледно-жёлтого, впечатанного в серую штукатурку. Гулкое мокрое эхо. Старик показал, как включать воду — из заржавленных сифонов хлынула бледными струйками вода… тёплая, почти горячая. Иван встал под душ прямо в противогазе. Оглушительно забарабанили капли по голове, по плечам, по спине. Окуляры стали мокрыми.

Диггеры вставали под струи душевых. Вода лилась, смывая с них радиоактивную пыль.

Санобработка, ага. Иван вспомнил, как сидел с Катей в санпалатке на Василеостровской. Сто лет назад это было, не меньше.

Хлюпая резиной и капая водой, прошли в тамбур, затем в раздевалку по стенам здесь находились железные шкафчики, выкрашенные в зелёно-серый цвет. Один из шкафчиков был раскрыт, там висело старое полотенце.

— Можете снять противогазы, — сказал старик. — Здесь стерильно.

Закончив с переодеванием, Иван посмотрел на старика.

— Кто вы?

— Бахметьев моя фамилия. Фёдор. Я, если хотите… — на лице у него появилась странная, словно мышцы лица отвыкли, улыбка. Но вполне искренняя. — Я — водитель реактора.

До Катастрофы Фёдор Бахметьев работал на станции ведущим инженером управления, ВИУРом, ответственным за загрузку и эксплуатацию активной зоны реактора. В день Катастрофы вернулся в зал над активной зоной, потому что забыл там ключи от дома (ирония судьбы, верно? — сказал Фёдор), и, когда автоматические системы защиты станции сработали, он оказался взаперти. Со всяким могло случиться, сказал Фёдор. Мне вот повезло. М-да.

Сначала, когда двери начали закрываться, он решил, что это конец.

А вышло, что самое начало.

— Не буду рассказывать, как мне жилось, — сказал Фёдор. — Это долго и не слишком увлекательно… Главное — выжил. И продолжил работать. По специальности, хе-хе. Я и сейчас работаю. Реактор — капризная штука, но вполне надежная при должном уходе. Зато благодаря ему у меня есть электричество, горячая вода, душ, освещение, музыка, кино…

— Завели себе костерок, — уважительно протянул Уберфюрер.

— Именно.

* * *

— Раньше на ЛАЭС приходили люди, — пояснил Фёдор. — Но жили недолго, сами понимаете. К ним нельзя было даже подходить — такие дозы радиации у каждого, жутко просто. Однажды забрела беременная женщина… — старик потер лоб, словно воспоминание было не из лёгких. — Марина. Я похоронил их за станцией — её и младенца, — он помолчал. — Простите.

Молчание. Что тут скажешь? «Все истории разные — и все очень похожи». Катастрофа безжалостна.

— Вообще, конечно, самое удивительное, что станция уцелела… Я сам иногда не верю, — сказал Фёдор.

Иван кивнул. Про что-то такое говорил Водяник.

— Я слышал, Сосновый Бор — первоочередная цель в случае атомной войны.

Старик вздохнул.

— Боюсь, это всё-таки была не атомная война. А если атомная, то учёные явно сели в лужу с оценкой её последствий. Вот на такие последствия они рассчитывали? — он ткнул пальцем в мёртвый пейзаж за окном с изогнутыми чёрными деревьями. — Или вот на такие?

— Мы слышали шум воды, — сказал Иван. — Это где-то здесь, на ЛАЭС? Неужели канализация всё ещё работает?