Питер

Снова кружка, жидкость, ацетон, пылающая гортань. Потом он видит себя блюющего в санузле. Свободу попугаям! Дальше провал.

Иван спит и очень-очень надеется, что это был сон.

Голоса.

— Где твой бордюрщик?

— Вон дрыхнет.

Голоса приближаются. Это тоже сон.

— Блин, ароматец тут у тебя. Сколько их здесь? — голос с тягучей ленцой, повелительный.

— Шесть человек на палатку, — отвечает другой голос с обидой. — Все, как положено.

— Смотри, проверю… Этот?

— Этот.

Иван думает во власти дремы, что нужно встать и что-то сделать. Возможно, драться.

Потом думает: а зачем?

И продолжает спать.

Всплеск боли. Огненная кровавая гора образуется, вырастает в его ребрах. Иван переворачивается на спину. Он даже кричать не может, только открывает рот, как рыба. Вспышки перед глазами, как пятна автоматных выстрелов в темноте туннеля. «Вперед!», «Бей москвичей!», «Огонь!».

В ответ летит «Питерцы уроды!». И пулеметная кантата, разрывающая уши.

Иван открывает глаза. Все плывет и качается. Над ним нависает лицо.

— Очнулся, родненький? — говорит лицо ласково.

Толстая, изнеженная харя. Где-то он ее видел? Вчера? Иван щурится. Вчера — пустая зона памяти. Ничего. Кроме смутных воспоминаний о каком-то сне, нет ничего. Только боль в боку и эта ласковая харя.

Иван смотрит и молчит. Пока он еще во власти тишины и пустых, незаполненных клеток памяти. Как многоярусные койки в заброшенном бомбаре. Только запах гнили, заброшенности и плеск воды, когда переставляешь ноги в резиновых сапогах.

Харя наклоняется, занимает все видимое пространство. Иван думает, что еще чуть-чуть и она заполнит собой все метро, выдавит Ивана на поверхность. А потом и там все заполнит.

— Кто… ты? — говорит Иван непослушными губами.

Голос гулкий, как из цистерны резервного запаса воды. Ее использовали сразу после Катастрофы, потом забросили. Иван тогда с Косолапым рассматривали ее, переходя из помещения в помещение. Пляшущие лучи фонарей. Это, кажется, был бункер на Приморской. Или нет?

— Вставай, родненький, — сказала харя. — По твою душу я. Идти пора.

Иван сфокусировал взгляд, заморгал, чтобы хоть чуть-чуть подстроить резкость.

Так и есть. Харя отдалилась, теперь это был мужик в сером городском камуфляже с заплатами на коленях, он сидел на корточках, положив руки на автомат. Иван сглотнул. Руки у мужика буйно поросли рыжим курчавым волосом.

— Куда? — спросил Иван. Чертов сон оказался не сном. Сколько я вчера прогулял? Как у них тут принято? Долговая яма? Или порка медным проводом, как на Садовой-Спасской?

Сесть было ошибкой. Мозг просто взорвался. Иван застонал.

— У-у… — сказал мужик. — Как тебя корежит-то… Ничего, сейчас пройдемся, там оклемаешься.

— Куда идти? — Иван примерился, куда прыгать, чтобы свалить мужика. Если чугунная голова, конечно, позволит… черт, надо!

Мне нужно домой, подумал Иван.

Я за это глотки буду рвать, предупреждаю.

— Да тут недалеко, — сказал мужик. — Оформим тебя честь по чести. У нас, все как положено, родненький, ты не думай.

Чертовы уроды. Иван сделал вид, что собирается подняться, подтянул ноги — в желудке вспыхнула боль, перед глазами все поплыло — сейчас, сейчас. Иван уперся руками в пол. Один прыжок… Мои любимые конфеты…

— Все без обма… — мужик не договорил.

Иван в длинном прыжке подкатился ему под ноги. Ощущение — словно мозги забыли закрепить, и они шарахнулись о стенку черепа со всей дури.

Но мужик не успел среагировать… Иван сбил его ударом под голени, тело в сером камуфляже упало рядом — бум! Хэканье. Иван перекатился, сел на него верхом, вырвал оружие из рук (смотри ты, «абакан», совсем зажрались, сволочи) и нацелил автомат мужику в голову. Под задницей у Ивана было твердая поверхность, пластины. Бронежилет, смотри-ка. Круглая харя расплылась в удивлении, рот открылся. Глаза огромные.

— Не… не стреляй!

— Куда ты меня собрался сдавать, а?! — Иван переключил предохранитель, положил палец на спуск.

— Что?!

— Куда вести меня собрался?!

Рот растянулся в удивленной полуулыбке-полугримасе.

— Так ты же сам хотел?

Пам-пара-пам. Мои любимые конфеты: бато-ончики.

— Куда хотел? — теперь Иван раскрыл рот. — В камеру?!

Мужик заморгал.

— Какую камеру? Ты же сам просил провести тебя в обход Восстания на синюю ветку! Через Сампсониевскую и Ботаническую. Я, блин зараза, не напрашивался. Сейчас оформили бы у коменданта договор и пошли. Забыл? Ты же мне вчера даже аванс выплатил!

— Я? — Иван заломил бровь.

Действительно, что ли? Он чуть сдвинул ствол автомата в сторону.

— А кто? — удивился мужик. — Ну ты и псих! Допился до белочки, да? Говорил я тебе вчера, много не пей. Нам пешком топать до фига и больше.

Вот оно что.

Иван подумал, встал. Поставил «абакан» на предохранитель. Башка трещала уже не так сильно. Вот что хороший выплеск адреналина делает. Резко оздоровляет организм.

Иван посмотрел на рыжего и протянул руку.

— Вставай, — велел он. — Как твое ничего?

* * *

Через два часа, подписав договор у коменданта Выборгской, худого остроносого старичка в вязаной телогрейке, и наскоро перекусив, они выступили в поход.

Иван шел и мучился от похмелья.