С появлением Теодена второй фильм ступает на территорию политики. Как и Денетор, который появится на экране немного позже, Теоден показывает, каким слабым может быть человек, стоящий у власти. Он воплощает в себе множество сомнений, одолевающих Арагорна. Его стремление заново отыскать себя – очередной прекрасный пример того, как сценарий ищет человеческое в толкиновском эпосе. Воды мортенсеновской «общинности» мутят не только козни Сарумана, но и старые обиды, гордость и парадоксы лидерства.
Хотя Хилл поздно приехал в Новую Зеландию, ему там было весело. Особенно ему понравилась та дружба, которая установилась между актерами. Говорят, из гримерного трейлера, который Хилл делил с Мортенсеном и Блумом, то и дело доносилась жуткая брань.
Если во всем этом кинематографическом веселье и были минусы, так это лошади. Хилл признался, что был неважным наездником, а в фильме ему пришлось играть короля «повелителей коней». Такова ирония судьбы, развел руками он. Чтобы привыкнуть, ему пришлось немало времени провести в седле. Кроме того, ему выделили послушного коня.
«Его зовут Надежный», – сказал Хилл. Надежного ничто не выбивало из колеи. «Это только кляча Вигго все норовила дать задний, запарывая дубль».
Каждую пятницу за чаем устраивали лотерею. Легкое безумие, царившее на «Stone Street», наконец обрело форму. Большинство сидевших в столовой актеров и членов съемочной группы работали над фильмами года три, если не больше, но это не умаляло их желания выиграть набор коллекционных карточек с героями «Властелина колец» или фигурки хоббитов. Все кричали и улюлюкали. Когда Хилл вытащил из коробки следующее имя, из-за стола поднялся орк, который, победно потрясая кулаком, пошел забрать памятную кепку.
День второй. Ортханк. Брэд Дуриф вышел из чернильной тени в освещенный свечами зал Ортханка, 150-метровой твердыни Сарумана, которая тем утром находилась в павильоне B. Атмосфера напоминала о трансильванском замке Дракулы – не стоит и сомневаться, что так Джексон отдавал дань уважения своей любви к готическим мелодрамам студии «Hammer Horror» (скоро в кадре должен был появиться Кристофер Ли). Дуриф был загримирован и одет в костюм Гримы Гнилоуста. Его лицо было бледно как мел и лишено бровей. Предполагалось, что это должно показать, как он постоянно ест себя поедом, что стало очередным примером того, как режиссер и сценаристы обогатили книжный образ героя.
Презренный Грима Дурифа напоминает горбуна Игоря и Ричарда III. И все же персонаж не кажется ни глупым, ни шаблонным.
Поприветствовав меня кивком головы и взглядом огромных, как мячи для гольфа, глаз, Дуриф прошипел: «Так вы пришли посмотреть на мой провал?»
Он предпочитал не выходить из образа.
Тем временем члены съемочной группы суетились вокруг Джексона, словно выполняя его телепатические инструкции. Они давно научились читать мысли режиссера, ведь это экономило им время. Джексон надеялся закончить до обеда еще одну сцену и сжимал в руке измятый листок бумаги, на котором было что-то нацарапано шариковой ручкой. Он хотел вставить дополнительную реплику в сцену, которую снял больше года назад, чтобы Гнилоуст сообщил своему господину, что роханцы отступают в Хельмову Падь, а потому самое время атаковать их.
«Я залатываю дыры», – смеялся режиссер.
Несколько дублей Дуриф нащупывал верную интонацию для реплики, которую прочитал всего несколькими минутами ранее, и пробовал ставить акценты в разных местах. Затем словно что-то щелкнуло: актер из Западной Вирджинии нашел свой ритм. У меня на глазах он справился со своей задачей.
Кинематографисты были уверены в себе – и верным признаком их уверенности было чувство, что нет ничего невозможного. Может, эту уверенность породил успех, но на площадке не чувствовалось типичной голливудской паранойи – публицисты не вымучивали улыбки, с ужасом ожидая момента, когда ты решишься с кем-нибудь заговорить. Само собой, без публициста было не обойтись, но живая и добродушная Клэр с удовольствием экскурсовода показывала мне все свои лучшие экспонаты.
В этом тоже был непостижимый новозеландский дух. Они гордились своими достижениями и хотели делиться своей радостью. Их глаза светились от восторга. Они со всей серьезностью подходили к своей работе, но умели посмеяться над собой.
И благодарить за это тоже следовало Джексона. Настроение на съемках, как правило, задается режиссером: если он спокоен и доволен собственными приписками к сценарию – хотя Джексон позвонил Бойенс, чтобы она одобрила реплику, – то спокойно становится всем.
Накануне Маккеллен просиял, услышав историю, в которой, как ему показалось, нашел отражение сам дух предприятия Джексона. Однажды, когда они снимали в окрестностях Веллингтона, у забора заметили мужчину, который пытался заглянуть на площадку.
«Что он делает?» – спросил Джексон.
Оказалось, что шпион просто сходил с ума по фильмам и хотел хоть одним глазком увидеть съемки.
«Пустите его внутрь», – велел режиссер.