ПИТЕР глазами провинциалов

Сама комната — это квадрат три на четыре, с одним окном и белеными лет десять назад стенами. При внимательном осмотре помещения понимаешь, что одна стена комнаты — это просто куда более поздняя перегородка, призванная разделить одну большую жилплощадь на две маленьких — наверху, посреди этой самой стены, на потолке видна лепнина от люстры, некогда висевшей в большой зале. Платяной шкаф с провисшими дверцами, в который Кира складывает свой нехитрый скарб, наверняка знавал в лицо еще товарища Кирова. И даже наличие телевизора и кровати из Икеи с модным кокосовым матрацем, новенький ковролин и цветастые занавески на окнах не могут скрыть общего убожества жилплощади.

Хотите продолжить экскурсию? Загляните в кухню! Для этого вам нужно пройти обратно по коридору почти до входной двери и шмыгнуть в коридорчик-ответвление (не споткнитесь о стоящий за углом здоровенный сундук). Коридорчик приведет вас в большое квадратное помещение, выкрашенное светло-коричневой краской и уставленное по периметру давно вышедшей из употребления кухонной утварью. Обшарпанные столы, крытые полуистлевшей клеенкой. Советские алюминиевые сушилки для посуды, прикрученные к стенам. Чудовищные буфеты с истертыми боками — такое ощущение, что их нарочно терли наждачкой для придания еще большей винтажности. Бесконечные полки, срубленные топором из подручных средств и рядами развешенные под потолком. Невесть как затесавшиеся сюда пластиковые китайские этажерки, заставленные прочерневшими насквозь сковородами, кастрюлями и плошками. И кривоногие уродливые доисторические газовые плиты — штук пять, не меньше.

Это не кухня — это кунсткамера! За весь этот антиквариат какой-нибудь музей постмодернистского искусства заплатит сумасшедшие деньги. В этом интерьере с легкостью можно снять пару реалистичных эпизодов про блокаду Ленинграда. Но экспонаты действующие — на колченогих плитах и разделочных столах ежедневно готовится еда, и новые жильцы, заселяясь на место старых, получают в наследство доисторических мастодонтов, притаившихся на кухне. Кажется, если остаться на кухне случайно после того, как выключен свет, эти монстры накинутся на тебя, повалят на пол и вцепятся в шею своими ржавыми решетками.

Однако апофеозом квартиры является вовсе не кухня — санузел! Две узкие, темно-зеленые двери, которые сразу и не разглядишь в темноте длинного коридора, располагаются на подступе к кухне. Осторожно, двери открываются — и взгляд ваш падает на унитаз, изъеденный ржавчиной, установленный посреди узкого пространства, крашенного зеленой краской в уровень человеческого роста. Выше этих зеленых панелей к желтоватому потолку поднимаются измазанные известкой стены — лет десять назад они наверняка были свежего белого цвета. Над самим унитазом на высоте полутора метров нависает уже неизвестная современному поколению конструкция — чугунный сливной бачок, соединенный с унитазом длинной змеевидной трубой, покрытой чешуйками старой краски.

Благополучным детям постиндустриальной эпохи поясняю: когда-то давно бачки подвешивали к стене под потолком, а для того, чтобы привести этот чудо-агрегат в действие, нужно было дернуть за деревянную или чугунную ручку, свисающую с бачка на длинной цепочке. В Кирином туалете ручки на цепочке нет — есть толстый пластиковый маркер, прикрученный к концу цепочки проволокой.

Загляните теперь в ванную — там немного просторнее, ровно настолько, чтобы втиснуть чугунную же ванную, сколотую по краю и испещренную наскальной живописью содранных и положенных заново слоев краски, облезлый деревянный шкаф-пенал, прикрытый по периметру нанизанной на веревочку пестрой занавеской, и престарелую раковину. Прибавьте сюда зеркало с потрескавшейся амальгамой, некогда украшавшее какой-то платяной шкаф, и несколько разношерстных пластиковых полочек, прикрученных тут и там к стенам и уставленных гелями-шампунями-кремами. Ах, да, забыла, в углу притулился еще старенький табурет — на него ставятся кастрюли и чайники с вскипяченной водой в те дни, когда в квартире по разным причинам отключают горячую воду.

Где-то наверху, в непроглядной темноте космоса, летят спутники и орбитальные станции. Глубоко под землей, между Францией и Швейцарией, в огромной дорогущей центрифуге сталкиваются протоны. Гениальные научные умы расшифровывают геном неандертальца. В коммуналке на Лиговке, за хлипкой дверью из тонкого дерева, залатанного сбоку фанеркой, студентка Кира поливает свою спину из ковшика водой, разогретой на плите, а после окончания водных процедур вешает мочалку на гвоздь, торчащий из крашенной тифозной краской стены.

Для того, чтобы оплачивать эту королевскую роскошь, вечерами Кира, облаченная в форменный передник и поварскую шапочку, разливает тесто на округлые формы для блинов в одной из сетевых забегаловок Питера. Кира не ропщет на судьбу — она уверена, что живет в самом прекрасном городе мира.