Питер Снелл. Без труб, без барабанов

Я отвечал на массу вопросов, касавшихся главным образом моих рекордов, тренировки и общих взглядов на жизнь, однако когда они повернули разговор к тому, чтобы я высказался по поводу недавно опубликованного замечания Герба Эллиота о «мягкотелых американцах, ведущих легкую жизнь», в дело вмешался Артур и объявил, что пресс-конференция закрывается.

Я заметил также, что очень много вопросов относилось к режиму питания.

Потом к нам пришли представители фирмы «Адидас» и принесли туфли для закрытой дорожки. Несмотря на все наши старания, нам не удалось отправиться на покой раньше полуночи.

На следующее утро мы прежде всего позвонили на лос-анджелесскую спортивную арену и договорились попробовать дощатую дорожку. Эта дорожка в то время была еще сделана из отдельных, заранее собранных секций. Арена представляет собой замечательное архитектурное сооружение. Она была воздвигнута в 1957 году как славное добавление к сооружениям, построенным к Олимпиаде 1932 года, и располагается между Колизеем и плавательным бассейном.

Арена глубоко вкопана в землю, что вполне безопасно из-за малого количества осадков, выпадающих в Калифорнии.

Площадка у входа на стадион начинается с уровня земли, однако сам вход оказывается расположенным на уровне трех четвертей высоты трибун. Чтобы попасть в самый низ, мы воспользовались эскалатором. Рабочие закрепляли стальной канат, чтобы придать жесткости наклонным виражам дорожки.

Ярусы трибун, рассчитанные на 13 500 зрителей, круто уходили вверх, к рампе, где были расположены секции огромных светильников.

160-ярдовая дорожка с круто поднятыми виражами показалась мне чем-то ужасающим, и я уговорил Мюррея организовать тренировку. Он уже состязался в закрытом помещении в Орегоне и поэтому считался среди нас экспертом.

Мы пробежали на разминке около мили, а затем он наглядно показал мне, как трудно обойти противника на коротких, 40-ярдовых, прямых.

Мюррей был впереди, когда мы пробежали поворот и, выйдя на прямую, пошли в полную силу. Даже с моим ускорением, значительно более быстрым, чем у Мюррея, было совершенно невозможно обойти его на виражах и крайне трудно на прямых.

Эта пробежка убедила нас, что единственно пригодная тактика на 1000 ярдов заключается в том, чтобы попытаться захватить со старта лидерство и удерживать его до финиша, не обращая внимания на то, что делают другие.

Меня несколько удивило, что деревянный настил на прямых, уложенный прямо на бетон, совершенно не пружинит. Зато на виражах бег был упругим и пружинистым, и это было счастливым открытием.

В то утро мне пришлось как следует поработать, потому что я никак не мог приспособить свой шаг и вес к бегу на виражах и должен был определить, где лучше бежать. Я пробовал бежать по виражу на половине его крутизны, у самого верха, и наконец решил, что лучше всего следовать естественной центробежной силе. Она выносила меня близко к половине высоты склона дорожки у середины длины виража, и отсюда я мог умерять бег вниз, к выходу из виража на прямую.

Мюррей за время этой тренировки освоился с дорожкой гораздо лучше меня, и позднее в соревнованиях я видел, что на деревянном настиле он чувствовал себя как дома.

Эта поездка была также моим первым опытом жить на 20 долларов в день, которые, согласно американским правилам, выплачиваются спортсменам для покрытия всех расходов, включая карманные. Пообедав три раза в отеле, мы обнаружили, что никто, кроме нас, здесь не питается, хотя вместе с нами жило большинство легкоатлетов, приехавших на соревнования из других городов. Другие спортсмены, как мы выяснили, разумно питались в закусочной за квартал от отеля. Пища там была почти такой же, но значительно дешевле.

Узнав об этом, мы перестали платить 5 долларов 85 центов за филе-миньон, 3,35 — за свежие крабы, 2,35 — за яичницу, 50 центов — за картофельное пюре, 1,50 — за цыплячьи сэндвичи и 1,30 — за единственное яйцо.

К моменту нашего прибытия стадион имел праздничный вид. Все сооружение было превращено в единое величественное кольцо. Каждый был прилично одет. Люди не таскались туда-сюда в плащах, с пледами и подушками, как это бывает в Вестерн-Спрингз, — раздевалки вокруг арены выглядели идеальными. Плешь внутри дорожки была закрыта опилками, выкрашенными зеленой краской, и по всему пространству были размещены комнатные растения и флаги. Яма для прыжков выглядела столь же гладкой, как отмель на необитаемом острове в Тихом океане. А с балкона, где сидел органист, лилась приятная музыка.

Мы прибыли в разгар состязаний по прыжкам с шестом, и каждый участник начинал свой разбег в нарастающей драматической теме, достигавшей триумфального крещендо, когда планка оставалась нетронутой.