Тут Бобе стало очень страшно. Похожий на гориллу с добрыми глазами тренер, видимо, любитель поболтать, больше не произносил страшных слов «по морде», а рассказывал о философии запрещенных видов боевого искусства. Бобе так нестерпимо захотелось в это переодетое рукопашным боем каратэ, будто это его единственный шанс – стать, доказать, измениться, быть.
– Ладно, приходи, – разрешил тренер, и оказалось, что Бобино упорство не бесполезная вещь.
Через полтора месяца тренировок – ручьем стекающего с футболки пота, унизительно спертого дыхания – он уже почувствовал себя уверенно.
– Тренер сказал, что, если так пойдет дело, меня через год допустят к спарингу, – тихо ответил он Антону. – Оказалось, что у меня координационные способности... наверное, от страха проявились. А что у тебя с работой?
Хороший парень Боба, думал Антон. Поинтересовался проектом, в который Антона взял мастер-архитектор. Приятелей-собутыльников полно, а вот такого, чтобы нормально тебя выслушал, нет. А Бобе нормально про свои дела рассказывать, он слушает внимательно, вроде даже переживает за тебя. Правда, иногда в Бобиных глазах что-то такое мелькало, как будто из мягкой бархатной подушечки выскакивала иголка, целилась в собеседника и пряталась обратно в бархат. Наверное, казалось. Хороший он парень, а в семье его гноят. А еще интеллигентные люди!
– Тетечка Зиночка, а тохт будет? – спросила Маша детским голоском, и старшие Любинские растроганно засмеялись, вспомнив семейную байку о том, как трехлетняя Маша весь вечер спрашивала, картавя, будет ли «тохт», и, обнаружив, что торта не будет, от злости укусила подушку, выпустив в комнату облако пуха.
Зина кивнула, и Наташа направилась на кухню за тортом.
Наташа внесла торт – любимый Машей коричневый корж, густо намазанный сметанным кремом и выложенный сверху ягодами.
– Чур, мне вишенку! – закричала Маша.
– Пересядь ко мне, а то этот ангел так надушился, – прошептал в ответ Боба, – неужели она сама пахнет еще хуже, чем эти мерзкие духи...
– Тише!
Маша бесцеремонно ткнула Бобу пальцем в бок и с видом воришки, застигнутого на месте преступления, покосилась на Наташу. Наташа нисколько не изменилась в лице. Значит, не услышала. Ф-фу, слава богу! Бабушка говорила, сплетничать – грех. Достойный человек не только не станет пересуды разводить, но и не услышит чужих сплетен.
Отвалившись от торта, Маша смогла вновь уделить внимание происходящему. И поняла, что день рождения выходит неправильным – склочным и невеселым.
– Ребята, – дурашливо закричала она, – опомнитесь, это мы от жары такие злобные! Наташка, прости меня, пожалуйста, я больше не буду называть тебя ангелом! Все немедленно простите всех!
– Да-да, – закивал Володя. Ему было неловко. День рождения у парня, а он со своими нравоучениями! Был бы Юра Раевский, он бы не позволил так все испортить. А Принцесса какая умница. – Бес попутал! – радостно признался он.
– Лично я чувствую себя пожилым объевшимся червяком, – старушечьим голосом задребезжала Маша. – Я посижу, а вы, молодые, можете поиграть в пинг-понг.
– С ума сошла, даже сейчас еще душно... и темнеет уже, – лениво откликнулся Боба.
Гарик оживился, но выразить желание прямо казалось ему недостойным, поэтому он с показным безразличием ждал.
Зорко следившая за выражением его лица Зина одобрительно кивнула:
– Играйте-играйте, а то вы все какие-то вареные, от этого и злитесь. Я сейчас фонарь зажгу.