Глава 5. Алые острые кромки
Глядя вперед – не пропусти, что под носом…
Утро в Зоне начинается одинаково. Ты, вот ведь, просыпаешься… под буйный шум из-за стены твоего укрытия. Ну или не особо буйный, но если за стеной тихо – жди беды. Не может в Зоне просто так стать тихо и спокойно. Либо вокруг кто-то перебил все возможное, либо приперся кто-то большой и страшный. Как правило, это одно и то же.
Меня разбудила Раздва. Да-да, чего-то там заворчала, ворочаясь у меня под боком, пискнула, скатившись на пол, и недовольно зафыркала. Вот такое, понимаешь, сложилось утро.
Птицы за окн… скорее, за бойницами, прикрытыми сейчас заслонками из стали, не чирикали и не свиристели. Каркать каркали. Как обычно, каждое утро Зоны начинается с этой нахальной переклички постоянной детали пейзажа. Наших, мать их, откормленных и аспидно-черных ворон. Не серых городских, а откуда-то налетевших черных-пречерных каркалок размером чуть ли не с гуся. Ну, насчет гуся приврал, чего там… но эти самые вороны куда как велики.
Вот сейчас там, на когда-то ровном покрытии Парка, велась массированная перекличка, мешающаяся явно с руганью и выяснением отношений. Как, по поводу чего? Насчет жратвы, чего тут непонятного. Дело ясное, как сферы «хрусталиков», редкие и ценные. Там, за бортом, после Бури, есть пара-тройка померших Красных. Вот за них сейчас и спор. Сложно не понять птичек-синичек, епта. Всем хочется есть.
И мне, собственно, тоже. Так… но сперва оглядимся.
Хотя, вернее, займемся тем, из-за чего утром первым делом вовсе не кофе. Собственным туалетом, елы-палы, уж не знаю, чего там кто думает. Пусть даже и думает в верную сторону. Тем более в нашем на троих адском локомотиве все предусмотрено. Хотя ковыряться, восстанавливая удобства, пришлось немало. Но оно того стоило. А воду, если правильно помню, мы притаранили сюда с помощью большущих канистр за несколько подходов. Жаль, не получится пополнить запас в емкости.
Оглядеться вышло минут через десять. И даже, во дела, бытовало в голове странное желание побриться. Но отпустило, и одумался. Нечего тратить те двести литров, что уже уменьшились на пяток. Не поверите, но когда стараешься экономить ее как следует, так умыться можно двумя пригоршнями.
Смотреть наружу следовало из кабины, куда и потопал. По дороге выяснилось, что Мара уже проснулась и, не расставаясь с оружием, рассматривает окружающий пейзаж.
– Тоскливо, – пробурчала валькирия, – даже тоскливее, чем вчера.
– Бывает и такое. Туалет вон там.
– Спасибо.
Спасибо… странное впечатление. Ведь от души сказала. Просто понимая, что в любом другом варианте утра ей, возможно, пришлось бы делать все дела со мной, топчущимся за ближайшим кустом и охраняющим ее. Ну и, чего уж там, наоборот. Не, ясное дело, что любой умный человек это поймет сам. Дело в другом.
Был у Мары опыт в таких походах. И, видать, не просто она тренированная злая сучка Маздая. А повоевать в наше-то время всегда есть где.
Ладно, чего у нас тут творится-то? Ох ты ж, экая тут икебана прямо перед носом. С непривычки можно и унитаз побежать пугать.
Скульптурная композиция состояла из двух Красных, скрученных небольшим тросом и аккуратно разделанных на составляющие, напоминая кукол-марионеток. Такая, понимаешь, креативная инсталляция, изображающая черт чего пойми. И торчала она прямо на просторной площадке, видимая явно не только мне. Кто-то из бродяг, засевших в том самом «Крузере» и стоящем подальше «Витязе», наверняка тоже любовались этой херней.
С чего матерому бродяге сыпать креативными выражениями? Да полноте, делов-то. Все из-за баб и желания произвести впечатление, не больше. Ладно, это ерунда.
Если со вчерашним казусом в виде снятого скальпа еще могли возникать вопросы, то… то вот здесь они отсутствовали. Полностью, то есть совершенно. Потому как, кто это сделал, становилось ясно сразу.
Красных любить невозможно. Жалеть их надо, ведь были они людьми, и не так давно. Но только на расстоянии – либо когда их не особо много, а патронов в достатке. Ненавидеть Красных глупо, и даже это под силу. Как бы глупо ни звучало такое утверждение от бродяги, в третью ходку чуть не сгинувшего именно из-за представителя их племени. Но – и это не особо нормально – некоторые их ненавидят. Так люто, что потом перед глазами возникает подобный, понимаешь, экзерсис.