Питирим (Человек и боги - 1)

В двенадцатом часу пополудни прогремел третий гром, самый близкий, самый потрясающий. Поколебалась земля, а с нею и пристань. Зашумели деревья, взметнулась пыль на съезде. Кони шарахнулись прочь от берега, заржали. Люди столпились в кучи, озираясь пугливо: "Что такое творится? Не света ли преставление?"

Кремль ответил тотчас же всеми своими тринадцатью пушками и многими пищалями. Звонари бешено бухнули в колокола. Загудели гудом жалобным верхнепосадские приземистые церкви, напыжились, будто крепостные холопья-гудошники у барина на пиру.

Встречающие царя на пристани пришли в беспокойное движенце. Встрепенулось и сонное вотчинное дворянство, понаехавшее из воеводства; зашевелились парчовые конусы поповских риз. Рука епископа с крестом, поднятая вверх, замерла над головами.

И вдруг в мутной, желтоватой дали Оки Филипп увидел темные, величественные громады кораблей. Все стихло.

Первыми шли неуклюжие великаны - "насады", заблаговременно сооруженные на москворецкой верфи для хода по Волге, с высоко поднятыми наделанными бортами. Грациозно покачивались за ними морские, с резными украшениями, галиоты. Дальше следовали острые черные шуйты и, наконец, эверсы. Небо закрыл целый лес мачт с пышными надутыми парусами.

Двигались суда быстро и величественно при попутном верховом ветре, слегка покачиваясь.

...Корабли приближались. Вокруг них шло множество лодок, называемых "островскими" (они служили солдатам в Балтийском море для сообщения между островами). На лодках можно было видеть людей в зеленых и синих мундирах с красными отворотами. Лодок было так много и так пестро от них стало на воде, что не представлялось возможным разобрать даже, кто в них сидит.

Филька смотрел на все это и с тревогою думал: что сулит ему прибытие царя? Пушников, Олисов и другие гости первогильдейной сотни охвачены были приблизительно такими же мыслями, а Волынский, у которого зуб на зуб не попадал от волнения, бессмысленно бормотал про себя разные несуществующие молитвы. Епископ был серьезен и спокоен. Он с интересом рассматривал приближавшиеся лодки, ища в них императора.

Но вот подошла первая лодка, и из нее выскочило на помост пристани несколько офицеров Преображенского полка. Во второй лодке пристали царский лекарь, духовник, протодиакон и другие клирики. Наконец, в одном большом струге, называемом "москворецким", все увидели высокую, немного сутулую, в зеленом мундире фигуру Петра.

Епископ размашисто осенил крестом замеченного им царя. Шапки, словно бабочки, вспорхнули над головами.

Залп, которым корабли извещали нижегородцев о прибытии царя, и ответный салют кремлевской артиллерии окончательно свели на нет всякую живую тварь в Нижнем Нове-Граде, лишили способности мыслить мирного, привыкшего к тишине обывателя. Попы и диаконы, однако, под гневные взгляды епископа, набрались духа и запели:

Ныне силы небесные с нами невидимо служат,

Се бо входит царь славы...

Корабли окутались густым облаком дыма. Белые, удушливые комки его липли к воде, обвивались вокруг рей и бугшпритов. В берега ударили большущие волны, поднялся небывалый водоплеск. Пристанские канаты со скрипом натянулись - того и гляди, лопнут. Да и сама пристань заколыхалась так, что все стали хвататься друг за друга, чтобы не упасть. Пение духовенства смешалось с гулом реки. Послышалась команда многих голосов. Лошади на берегу пришли в бешенство, расстроив ряды конных драгун.

Царский флот входил в Волгу.

Филька увидел курчавую голову над толпой, заполнявшей пристань. "Он!" - подумал Филька и почему-то заплакал.

Нищие и убогие бросились без оглядки бежать прочь от пристани, ковыляя на костылях. Будто спасались от кого-то, но никто за ними и не думал гнаться. Ярыжки и сами-то от страха не знали, куда деваться, жались друг к другу, щелкая зубами, как затравленные волки.

Попы вдруг замолчали, и стало как-то спокойнее. Филька не сводил глаз с этой возвышавшейся над толпой головы и вздрогнул, когда на ней вдруг появилась громадная треуголка. И ничего особенного в этом нет, а ему стало жутко. И как это он мог думать так дерзко и непокорно? "Ой, ой, ой? Спаси господи и сохрани!" И таким мелким, ничтожным представился он сам себе, вместе со своею Степанидою и сыном Петром, и вместе со своею гильдией и заводами, а уж что там говорить о прошлом - о раскольниках, расколоучителях, разбойниках, беглых монахах?!. "Ой, ой, каким я дураком был! Дай бог, чтобы царь не узнал об этом!" И Филька незаметно сунул руку за пазуху и сделал там двуперстно несколько крестных знамений: "Господи, господи, прости меня!"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .