Питомец

Хмурая виконтесса злобно глянула на прислугу, но отказать в мелкой просьбе не посмела. Красотки в четыре руки принялись кормить отплевывающуюся малышку. Пока одна сюсюкала и отвлекала кроху, вторая совала непоседе в рот ложки с кашей.

Наблюдая за потугами оплеванных кормилиц, я пропустил появление на границе поляны целой стаи взбудораженных рургов, среди которых большую часть составляли самки всех цветов и окрасов. Не понял, что за фигня? Еще больше не понял, когда внутри больно кольнуло, что-то оборвалось, и боль потекла по всему моему существу. Единственное, что я осознал, это то, что теперь я одинок. Хотелось сорваться с места и мчать прямиком к гнезду золотой. Порвать на куски и испепелить тех, кто это сделал. Скольких усилий мне стоило сдержать себя, одна Пресветлая знает.

Мои подопечные, ошеломленные столпотворением, забыли о каше, настороженно крутя головами.

У Лири задрожали губы. Девочка почувствовала отклик в ментале и перепугалась. Лилина напряглась, ее тоже задел край бури, кипевшей у меня в душе.

Дракошки горько рычали, жалобно посвистывали, фонили скорбными эмоциями, всей толпой посылая мне картинки разоренных гнезд. Самые умные делились воспоминаниями, в которых на первом плане были люди в кожаных костюмах гильдии охотников. Вот они, обидчики, не иначе. Я внимательно всматривался в образы, скидываемые дракошками, запоминал. Так, я их теперь отыщу где угодно, достану хоть из-под земли!

Что-то переключилось у меня в голове. Человеческое «я» стремительно подалось назад, уступая место холодной ярости разозленного хищника. Дикая опасная тварь когтистой лапой отодвинула налет человечности, грудь распирало от клокочущей ненависти настоящего рурга, которого лишили гнезда. Я не помышлял создавать пару с золотой, но черный червячок ехидно и укоризненно твердил, что она была моей самкой. Ведь таскал же я ей отборные куски мяса? Клянусь, охотники получат сполна, за все. За разоренные гнезда, за смерть золотой, за боль черного и страшного — мою боль.

— Скайлс, что происходит? — тихим дрожащим голосом спросила Лилина. Она перепугалась щелкающих челюстями дракончиков, окруживших женскую троицу со всех сторон. Ириста тоже была не в восторге от разноцветной чешуйчатой компании. Перед взорами девчат встала картина разделки мертвой лошади толпой голодных рургов…

«Люди разорили наши гнезда. Охотники забрали яйца, — ответил я, настроившись на ментал обоих дам, и тут же, напустив страха, подгорчил пилюлю. Пусть переваривают, полезно иногда ощутить себя на другой стороне баррикад. — Они требуют крови двуногих, но я не разрешил. Не бойтесь, я объяснил подданным, что вы другие двуногие. Вас не тронут, но мне придется покинуть вас на пару часов. Обязанности правителя, вы должны понимать…»

Хотя насчет отсутствия крови я сомневаюсь. У меня перед глазами стояла золотая королева, а на душе скребли кошки. В какой-то момент Лилина вздрогнула, неужто ей и это передалось? А впрочем, пусть знает, что черный достоин звания правителя и выдержка его на высоте. Но как и любой другой правитель на моем месте, я должен отреагировать на произошедшее. А это означает только одно — без кровопролития никак не обойтись.

— Дядько Дьюи, ты чего там застрял? — Парк, молодой веснушчатый охотник-новик, схватившись за веревку, чтобы не сорваться, а то костей потом не соберешь, заглянул за скальный карниз.

— Заткнись! — донеслось до парня снизу. — Спусти мне корзину с палкой и пугалкой.

— Так она там? — спросил Парк.

От неосторожного движения ногой вниз ссыпалось несколько камешков.

— Не там, а тут! Ты, что, зеленый, совсем наверху от одиночества оборзел?! — раненым носорогом взревел Дьюи, черепушка которого познакомилась с одним из камней. — Ты, отродье ада, чё сюда приперся? Шевелись, я те сказал! Живо!

— Ладно-ладно, дядько Дьюи, извини. — Торчащая над краем обрыва рыжая вихрастая макушка исчезла. Вниз сорвалась россыпь из камешков и засохшей грязи.

— Чтоб тебя приподняло и бросило! — выругайся старший охотник, грудью прижимаясь к стенке обрыва, и впустую погрозил кулаком шебутному шестнадцатилетнему племяннику, которого уже и след простыл.

— Спускаю, — донеслось сверху спустя некоторое время.

Дьюи загодя прижался к скале. Не зря, как оказалось. Сверху обрушился град мелочи из камней, земли и грязи вперемешку с мелкими ветками и сухой листвой.

— Он издевается? — обреченно прошептал охотник, левой рукой прикрывая голову. — Наградила же Пресветлая племянничком! Хорош, не трави боле!

Подхватив корзину с инструментом и магическим амулетом, Дьюи хищно оскалился.

— Ну, тварь зеленая, сейчас я тебя…

Нацепив амулет на цепочку и повесив его на шею, охотник прижал палец к кроваво-красному рубину на аверсе серебряного магического оладья. Из неглубокой узкой расщелины послышался испуганный писк самки рурга. Крылатая зверюга пищала, шипела, скребла когтями по камням, пускала ноздрями искры, но с гнезда не снималась.

— Так, значит, да? — осклабился Дьюи. — По-хорошему, значит, не желаем?