– Какая разница!… Ну?! Учти, на мне нет трусиков, только пояс с чулками. Сам можешь убедиться, – она игриво опустила глаза, указывая под стол.
Из-за звучащей в зале музыки их не могли подслушать, и слава богу! Иначе от стыда он не знал бы куда ему деваться. Хорошо и то, что в полумраке никто не может видеть его покрасневшего растерянного лица. Марина же сегодня была просто зажигалка.
– Ну, что же вы молчите, Платон Юрьевич? – в тоне жены появилась насмешка. – Да ещё с таким видом, будто вас хотят совратить как молоденькую целочку.
– Понимаешь, Марго, всё это несколько неожиданно…и непросто. Ведь я давно уже не тот бесшабашный гусар, который мог выкидывать подобные штуки, не думая о последствиях, – был вынужден признать Платон.
– Так выпейте для храбрости, господин бывший гусар! – Марина наклонилась к нему, аккуратно сняла с него очки и проворковала: – Ну неужели так трудно вы… собственную жену, когда она вас об этом просит! – неприличная фраза была произнесена слишком громко, так что разговоры и звон посуды по соседству смолкли и на них стали бросать недоумённые и осуждающие взгляды. Но Марине и в самом деле было плевать, она наполнила бокал и выпила его за здравие почтенной публики.
– А как же дети? – ухватился Платон за пришедшее в голову оправдание собственной нерешительности.
Марина не могла скрыть своего разочарования:
– Ты всегда был слишком осторожен и предусмотрителен, Пупс, – произнесла она сразу ставшим бесцветным и уставшим голосом. – Ладно, поехали домой.
Глава 9
Пробудившись и ещё не успев открыть глаза, Платон протянул руку: Марины рядом уже не было, смятая простыня успела остыть от её тела. Она поднялась рано и наверняка уже стоит где-нибудь в пробке на полпути к своему офису.
Ещё некоторое время Платон продолжал лежать, уныло вспоминая, как накануне ночью пытался реабилитироваться перед супругой за свою нерешительность в ресторане. И всё же, кажется, вышло у него не слишком впечатляюще, хотя честно пытался превзойти себя. Что поделаешь, он уже далеко не тот молодой Геракл, который когда-то мог и пять раз за ночь заниматься любовью.
Взглянув на часы, мужчина подивился сам себе: стрелки показывали без пятнадцати двенадцать! «Да, поздновато я сегодня», – зевнув, пожурил себя Платон, и подумал о сыне: как он там один, чем занят? Хотя в том, что Лука до сих пор не заявил о себе, не было нечего особенного: дети-аутисты даже в столь нежном возрасте удивительно самодостаточны и прекрасно чувствуют себя в одиночестве.
И всё же нельзя так наплевательски относиться к родительским обязанностям. Неправильно это… Как хороший папа он должен пойти и чем-нибудь заняться с сыном, да и обедать скоро пора.
Платон потянулся, сел на кровати, сунул ноги в тёплые меховые тапочки, и снова зевнул. Уютно свернувшаяся в складках одеяла Алиса также зевнула и сладко потянулась. За окном было серо и хмуро. Откровенно говоря, идти никуда не хотелось. Перспектива провести ещё хотя бы часик в постели перед телевизором выглядела гораздо соблазнительней. А потом можно будет попросить всегда готового услужить Майкла согреть обед и сварить ему кофе, и тогда уж идти за сыном, который наверняка сейчас что-нибудь увлечённо конструирует из «Лего» в своей комнате, лепит или рисует.
– Как думаешь, Алиса? – обратился Платон к кошке и прочитал в её мудрых зелёных глазах полную поддержку и понимание. –Правильно, красотка! – обрадовался писатель. – Кому, как не тебе, знать об исключительной пользе небольших доз лени в нашей нервной жизни.
Воронцов снова забрался под одеяло, взял пульт от телевизора, но тут в комнату влетел Веник и с разбегу вскочил передними лапами на постель; соскучившийся за ночь пёс принялся радостно лизать хозяину лицо. Заодно любвеобильный зверь попытался «чмокнуть» и подружку, но вместо благодарности удостоился пощёчины – никогда не одобрявшая столь варварских манер приятеля кошка слегка долбанула мягкой лапой по добродушной физиономии лабрадора.
Наблюдая за их забавной вознёй, Платон улыбался, но тут его улыбка стала ещё шире. На зеркале перед туалетным столиком губной помадой было нарисовано пронзённое стрелой сердечко с подписью: «Люблю! Ты лучший». Ого, выходит этой ночью он был не так уж и плох! Просто он слишком критично сам к себе относится.
…В превосходном настроении мужчина направился к сыну. По пути он заглянул к себе в кабинет, чтобы прихватить рабочий компьютер. Взгляд Воронцова задержался на фотографии, где он был запечатлён на вручении ему премии от ассоциации независимых журналистов. Этот снимок был очень дорог ему.
Но что это?! Из-за близорукости мужчина не сразу заметил, что кто-то воткнул булавку прямо в глаз его фотографии.
…Как только Марина взяла трубку, Платон поинтересовался, не заходил ли к ним кто-нибудь из посторонних сегодня рано утром. Или накануне поздно вечером, пока он выгуливал собаку.
– А что случилось, милый? Ты как будто чем-то расстроен.
– Ты случайно не знаешь, кому понадобилось вонзать мне иголку в глаз?