Питомцы апокалипсиса

– Люди, – процедил архонт, – каждый день вы придумываете новые шутки, стихи, манифесты, теоремы, законы – и ради чего? Дни напролет штудируете учебники, трудитесь на заводах и фабриках, терпите производственные болезни и травмы, изобретаете столько всего нового и бесполезного: опасное оружие, яркие предметы гардероба, безвкусные безделушки, машины с разрисованными кузовами – только ради одного – превзойти других таких же людей, своих собратьев по виду. Обставить самих себя, обскакать собственные ноги. Ваша смекалка, ваши таланты – пользы от них столько же, сколько земному киту от сохранившихся костей задних конечностей.

– Глубокая мысль, – сказал я.

Он присмотрелся ко мне. Я не улыбался.

– Девяноста девять и девять процентов вероятности, что люди никогда не договорятся между собой прекратить нецелесообразно тратить время, меньше работать, – сказал Гертен. – Скорее ваши страусы договорятся выбросить свои бесполезные крылья.

Я смял в кулак кожу на спинке дивана.

– Через месяц тебе прекратят давать «сыворотку», – словно тупому повторил архонт. – И Юлирель покинет Центр. Ее дальнейшая подготовка пройдет на орбитальной станции. Без тебя.

У меня зазвенело в ушах. А как же я?

– Как же я?

– Ты дождешься даты своей отправки на Землю в Центре. До конца года тебе больше не нужно будет заботиться ни о Юлирель, ни о другом подростке-ананси. Сможешь проводить оставшееся время, как захочешь.

Колени затряслись, в груди заскрежетало. Взгляд мой заметался по белому кабинету. Как же так? Я укусил нижнюю губу до боли, до крови. Постарался смотреть в одну точку. Сфера из цветков тягуры сверкала в бликах на окне, как сиреневый сапфир. Жестоко, очень жестоко выложить это именно сейчас, сразу после свежей инъекции «сыворотки», сейчас, когда она еще не остыла в венах.

Как же хочется вскрыть эти чертовы вены!

Черт, как же хочется сбежать!

И как же хочется отплатить этому желтоглазому гаду за его «щедрость»!

Трясясь, я выдавил:

– Архонт, почему ваша дочь сейчас не любуется тягурой?

Гертен молча отвернулся к окну, и меня прорвало:

– Вы говорите, мы, люди, много и бесполезно работаем? А как же ваша дочь, которая как проклятая мечется по космосу, толкая рычаги флаера? Или Дарсис: сейчас он наверняка с солдатами Гарнизона скачет по лесам и равнинам вдоль границ? Не знаю я, конечно, что они делают, но каждый день Юля..лирель устает до криков во сне. Черт, у нее срывы! Почему же ананси заставляют своих детей рвать жилы и мучиться, если вы совсем не такие бестолочные муравьи-труженики, как люди?

Я думал, меня расстреляют, или повесят, или колесуют, или в карцер запрут хотя бы. Но архонт молча взял что-то из-под стола и встал. Его высокое статное тело вмиг оказалось возле меня.

Костлявая синяя ладонь, которую я ненавижу с детства, протянула мне свернутую белую материю. Носовой платок.

– Вытри слезы, Станислав.

Я коснулся своих щек: мокрые. Вытер глаза рукавом рубашки. Не нужна мне забота лжеца.

Не отрывая взгляд от окна, Гертен смял платок в кулаке.

– Почему? – тихо произнес архонт. – Потому что, мальчик, Свет угасает.

Глава 5

юля

а пускай я умру, если буду с тобой, но я хочу быть с тобой

а я уже умираю

только представлю, как ты говоришь:

а пока, стас.

юля юля, ля ля ля

Никак не прекращал сниться глупый сон, как я умоляю Юлю не покидать меня, причем на театральной сцене в старомодном сюртуке, тесных колготках и башмаках с пряжками. А Юля в пышном платье лишь веером машет и молчит. Будто играем какую-то пьесу.

Что ж, отмалчивалась моя инопланетная принцесса не только во снах.

И вот рванули синие прохладные ночи и красные жаркие дни, будто Супермен наперегонки с Флэшем. Декада пролетела вмиг. Ничего не менялось. Так же каждое утро будил Юлю в децур…децилл… пфу… мегаогромное число раз. Так же с закрытыми глазами мыл ее опасное, как атомная электростанция, тело. Так же мягкими, бесконечно долгими движениями чесал суперски-черные волосы с алым отливом. Так же завтракали белковой кашей ананси, только вдвоем: к Мане с Дарсисом больше не садились. Вообще с Маной я больше не заговаривал.

После завтрака всегда бежал в «Диснейленд» – луна-парк, который отстроили ананси и напичкали аттракционами с Земли и с других планет, чтобы их питомцы не скучали. Другие дети визжали на «американских горках» или тискали инопланетных зверюшек в питомнике. Каждый день каждого года визжат и тискают, и не надоест же.

Нас с Маной никогда не тянуло к такой ерунде. С первого дня похищения Мана искала способ быть полезной Дарсису не только в Центре, но и в Гарнизоне, на полях сражений. А я рвался обратно на Землю.