Пьющий души (СИ)

Для хозяина кухни, в отличие от Тимура, прошло несколько больше, чем пара десятков минут. Он осунулся, обрюзг, обвислые щеки покрывала щетина, глаза слезились, с нижней губы тянулась ниточка слюны, руки трясутся от постоянной пьянки. Одним словом — разбитый старик в замызганной одежде, более похожей на лохмотья. Он наливал в стакан и, еле донеся до рта, проглатывал мутную белесую жидкость. Потом вдруг начинал бормотать, отмахиваться от кого-то руками. Пару раз вскочил, шатаясь и едва не падая, пронесся по кухни, потрясая кулаками. Опять успокаивался, грузно падал на табурет и продолжал пить.

Все действо происходило в полной тишине, точно у сломанного телевизора: изображение было, а звук отсутствовал.

Свет мигнул, а когда зажегся, посреди захламленного помещения замер брат Насти. Похоже, его это удивило больше, чем хозяина кухни, который скорей всего принял появление незваного гостя за очередной свой горячечный бред. Отец Насти сначала сощурился, наморщил лоб, точно пытаясь вспомнить, кто перед ним, а потом осклабился, узнавая. Он что-то начал радостно выговаривать, хохотать и кричать, тыча грязными пальцами в парня. Старик даже запустил в противника недопитой бутылкой, которая недостигнут цели, осколками разлетелась натолкнувшись на противоположную стену. Обстановка накалилась до придела.

Брат Насти все больше менялся: отвращение и боль исказили лицо. И вдруг черты его смазались, поплыли. Он стал тоньше, выше, кожа побелела, волосы вытянулись и сами сплелись в косу. Пальцы на руках стали длиннее и на них глянцево блеснули когти. Тимур невольно отшатнулся, а алкаш продолжал с хохотом выкрикивать оскорбления, потеряв остатки здравого смысла.

И тогда тот, в кого превратился брат Насти, одним скользящим, смазанным движением покрыл расстояние разделяющие его и хозяина кухни, взмахнул рукой, точно желая дать пощечину. Старик перестал хохотать, забулькал, захрипел, и ставший вдруг единственным глаз остекленел, кровь вперемешку с чем-то белесым заструилась, заливая уцелевшую половину лица. А вторая половина съехала, шмякнулась на пол, забрызгав кровью все вокруг. А следом осело тело.

И парень с каким-то детским недоумением перевел взгляд с руки на старика у стены и обратно, недоуменно рассматривая красные капли, срывающиеся с его когтей, точно не до конца осознавая, что именно он только что убил человека. Мгновение, два и парень исчезает, рассыпавшись пеплом.

А Тимур почувствовал, как тошнота подкатывается к горлу, но прежде чем его вывернуло, он опять погрузился в уже ставшей привычным грязно серый туман.

***

Всю ночь Станиславу не отпускали кошмары о Тимке. Она и не подозревала, что способы замучить дорогого тебе человека могут быть столь разнообразны. Тимур горел, тонул, задыхался в маленькой комнатке, терялся в огромном лабиринте, замерзал в снежной пустыне. И едва разжав когти кошмара, она выныривала на поверхность реальности, как скользкие щупальца очередного страшного сна затягивали её в пучину вязкую как грязь.

Промучавшись половину ночи, Станислава поняла, что даже за все золото мира не согласиться еще раз сегодня коснуться головой подушки, села, опустила ноги. Холодный пол остудил не только босые ступни, но и голову. Поднялась, подошла к окну, отдернула тяжелую штору, распахнула форточку и вздохнула морозного воздуха. Стало совсем хорошо. Сон оказался только сном, подернулся пеплом забвения и почти сразу забылся.

На улице разыгралась метель. Ветер выл, то громче, то тише, бросался пригоршнями снега в окно. Белые хлопья, прошуршав тонкими крылышками по стеклу, уносились прочь, кружась в диком танце. Белесая мечущаяся мгла скрыла даже близкий забор.

Душа Стаси сейчас была подобна этой вьюге. Хотелось бежать, рвать и метать, а приходилось сидеть и ждать, не понятно чего. Она простояла достаточно долго, смотря в никуда, пока не почувствовала, что совсем околела на сквозняке. А ещё она осознала, что уже какое-то время замеряет на вдохе, точно пытаясь услышать что-то очень тихое, настолько, что даже легкое дыхание мешало этому. И шел этот даже не звук, а ощущение звука, сверху, где под самой крышей располагалась комната Дана. Станислава нашарила тапочки, накинула на плечи шерстенную кофту, так же одолженную у хозяев. Тихо ступая, добралась до лестницы, постояла у основания, прислушиваясь, и полезла вверх.