— Я был страстно увлечен своими мыслями. Начал заниматься зоологией. Изучал Священное Писание, апокрифы, современную археологию и антропологию… И в какой-то момент мне вдруг стало ясно, что доброе и светлое начала в мире воплощены в арийской расе, а различные темные отклонения, злые начала воплощены в негроидах, монголоидах, семитских народах…
— Вряд ли эти откровения соответствовали христианскому вероучению, — возразила Ирина.
Гланц ничуть не смутился:
— Да, эти убеждения были, мягко говоря, неортодоксальными и вызвали серьезные трения между братом Георгом и его наставниками в аббатстве. К тому же я тогда полюбил женщину, полюбил страстной, плотской любовью… Меня призвали «отвергнуть соблазны мира и плотской любви», но мое стремление к свободе мыслить и чувствовать оказалось сильнее, и я покинул аббатство. Мир, в который я вернулся, оказался ужасен и убог одновременно, несмотря на технические достижения.
Миллионы людей гибли в убийственной войне, развязанной ради чьих-то личных целей. Люди убивали друг друга, рвали на части, и никто не знал, зачем и ради чего. Дикость звероподобных детей Адама означала для меня конец культуры и конец того человека, который был прекрасен…
Я снова вернулся мыслями к рыцарским орденам, которые сражались против варваров… Они оказались внутри страшного и безжалостного кольца из исламских сил Северной Африки, Среднего Востока, Балкан, агрессивных монгольских орд… Их мир мог выстоять, только сохраняя свою арийскую чистоту.
Ведь тогдашнее христианство представляло из себя воинственный аристократический монастырь, из которого рыцари-монахи уходили прорывать окружение темных агрессивных сил.
— То есть Средние века представлялись вам Золотым веком арийцев? — уточнила Ирина.
— Да, это был завораживающий мир. Мир отважных рыцарей, благочестивых монахов, великолепных замков, богатых монастырей… Он поддерживался расово-рыцарским культом религиозных и военных орденов… Старые княжеские династии Германии культивировали в своих замках и дворцах искусство и таланты, они были для них единственным историческим инструментом прогресса. И, напротив, всегда существовал мертвый груз низших каст, подвергавший развитие нации опасности вульгарными требованиями раздела власти. Эти касты низших человекоподобных существ совершенно не понимали свою расовую, природную неспособность к делу управления. Они способны только разлагать и опошлять… Так что ариогерманцы обладали абсолютной правотой в деле распространения своей власти по всему миру. Германия уже не могла себе позволить лишиться «золотого руна мира», поскольку вся планета была ее естественной колонией…
— В соответствии с принципом расовой чистоты это означало ферму для каждого смелого солдата и поместье для каждого офицера где-нибудь в Крыму? — подвел итог грезам Гланца Суздальцев. — И рабов из низших рас, работающих на них?
Гланц прикрыл засиявшие было молодым блеском глаза:
— Конкретные формы меня не волновали.
— Ну да, ими занялись Гитлер и воинство СС!
— Но где же тут христианство? Христианские добродетели? — вмешалась Ирина. — Вы же христианин!
— Вы говорите об их нынешнем понимании, а религия того времени не была столь безвкусно человечной и вялой, — потер висок пальцами Гланц — Это был крайне аристократичный культ истинных арийцев, осознающий свою силу и свой долг. Строгая, военизированная экономическая и политическая организация, рассчитанная на героических людей. Эта религия безжалостно искореняла человеческие подвиды, несущие звериные начала, или же гуманно содержала их в еврейских гетто, чтобы они не заражали прекрасный мир! Это был величественный и поистине прекрасный расцвет героической религии, искусства и культуры, носителями которого были истинные арийцы…
— Это вы так считаете — не выдержал Суздальцев. — Но этот ваш мифический и жестокий мир проиграл свою битву?
— Увы… Уничтожение тамплиеров в 1308 году стало сигналом конца этой эпохи и началом торжества низших расовых сил. С этого момента расовые, культурные и политические достижения Европы стали медленно угасать. То, что приходило на смену, было ужасно. Рост городов, распространение капитализма, возникновение рабочего класса скомпрометировали аристократические принципы и идеи расовой чистоты, растоптали их грязными подошвами своих рабочих ботинок…
— Вы считаете, что они оказались несовместимы ни с новой жизнью, ни с идеями христианства? — спросила Ирина.
— Христианство… Из суровой самоотверженной веры оно превратилось в сентиментальную альтруистическую басню, утверждавшую, что все люди равны, что нужно любить своего соседа, независимо от того, какой он расы и какие начала в нем заложены… Европа стала жертвой длительного процесса разложения, закончившегося торжеством темных народных масс и демагогов, которые ублажали их слух болтовней о равенстве и братстве всех… Хотя воин, поражающий зверя, не может быть ему равен. Тем более он не может быть ему братом.