Солженицын действительно ожидал ареста, и у него все было готово. Он быстро оделся и все заранее приготовленные вещи, уже, видимо, ему послужившие в лагере, сложил в мешок с нашитым полотнищем шведского флага. Я попросил его вывернуть мешок флагом внутрь, что он и сделал без возражений.
К моменту нашего приезда в Лефортово было уже найдено политическое решение, которое и определило дальнейшие действия руководства Прокуратуры СССР. Решение это состояло в том, что Солженицын должен быть лишен советского гражданства и выдворен из СССР…
Конечно, судьбу Солженицына решали не на Пушкинской! (в Прокуратуре СССР — прим. авт.) Но полагаю, что Руденко, опытный и изобретательный юрист, нашел такую форму, которая могла бы придать если не видимость законности, то, по крайней мере, видимость здравого смысла тому, что произошло. Мне предписали возбудить в отношении Солженицына уголовное дело по обвинению не в антисоветской агитации и пропаганде, а по обвинению в измене Родине…
Здесь-то, как я думаю, и обнаруживается „юридический вклад” Руденко. Ведь доказать, что Солженицын в „Архипелаге ГУЛАГ“ оклеветал Советскую власть, было невозможно даже в то время. А задача состояла в том, чтобы его из СССР удалить. Как? Обвинив Солженицына в более тяжком преступлении — измене Родине, Прокуратура парадоксальным образом смягчила ситуацию. Политическая власть, вмешавшись и лишив Солженицына гражданства, снимала все юридические проблемы, ибо не может изменить Родине человек, не являющийся более ее гражданином. Стало быть, уголовное дело автоматически прекращается. Все это решали, конечно, не я и, думаю, не Руденко, но именно он, по-моему, мог подсказать этот вариант».
13 февраля 1974 года Александр Исаевич Солженицын был выслан из Советского Союза.
Прошло семнадцать лет. За это время многое изменилось в стране. И вот в 1991 году последним Генеральным прокурором СССР Николаем Семеновичем Трубиным были изменены основания прекращения уголовного дела в отношении него (дело прекращалось в связи с отсутствием в действиях опального писателя состава преступления), о чем незамедлительно была направлена телеграмма в США, штат Вермонт, город Кавендиш, где жил тогда Солженицын, с принесением ему извинения за неправомерные действия работников Прокуратуры Союза ССР (дело было прекращено в 1974 году по не реабилитирующим основаниям).
Однако телеграмму, которую готовил тогда автор этой книги, увы, Александру Исаевичу в городе Кавендише (штата Вермонт, США) сразу не вручили на том основании, что в ней не был указан дом, в котором вот уже много лет проживал нобелевский лауреат. Тогда, подготовив сообщение для передачи в средства массовой информации под рубрикой «В Прокуратуре Союза ССР», я отправился к главному редактору программы «Время» О. В. Какучая, с которым у меня сложились довольно дружеские отношения. Выслушав мой рассказ, Ольвар Варламович без всяких формальностей тут же распорядился сообщить в программе «Время» о реабилитации А. И. Солженицына. Вскоре все увидели на экране и самого Александра Исаевича, узнавшего эту новость.
Повторная телеграмма, отправленная мной адресату, уже не вернулась. Вероятно, местные власти из СМИ наконец-то догадались, что у них в городе проживает всемирно известный писатель.
1992 г.
Де Латур и криминалисты
Однажды — я работал тогда в Киеве, в Прокуратуре УССР — по служебным делам оказался во Львове, в кабинете прокурора-криминалиста Александра Абрамовича Герасуна.
Кстати, напомню, что прокуроры-криминалисты появились в штате прокуратуры по указанию Генерального прокурора СССР Романа Андреевича Руденко в 1954 году. Цель — обеспечить своевременное раскрытие и качественное расследование особо тяжких уголовных преступлений. Прокурор-криминалист должен был помогать следствию, используя новейшие научные рекомендации, криминалистическую технику и собственный опыт. Поэтому прокуроров-криминалистов набирали из самых опытных прокуроров и следователей, за плечами которых было множество раскрытых дел.
Герасун тогда считался одним из лучших прокуроров-криминалистов Украины. Живой, веселый, немного полноватый, он сидел в своем массивном кресле за письменным столом, а телефон был почему-то установлен на приставном столике сбоку — в двух шагах от него. Трезвонил он постоянно, и поэтому Герасун непрерывно вскакивал и бросался к аппарату. Поговорив, опять плюхался в кресло.
В какой-то момент я не выдержал и спросил:
— Александр Абрамович, может, телефон на стол поставить? Или кресло на колесиках завести?
Герасун засмеялся.
— А физкультура? Вам хорошо, вы молодой еще, вон какой поджарый, а мне что прикажете делать? Полнею ведь! Двигаться надо — вот я и придумал зарядку.
— А может, все же лучше зарядку делать по утрам?
— Лень, — честно признался Герасун. — И потом, если здоров — к чему зарядка? А если болен — зарядка уже не поможет. Вот и придумал способ…
Тут опять зазвонил телефон, и Герасун бросился к нему. Но перед этим успел протянуть мне лист бумаги:
— Вот почитайте пока…
— А что это?
— Вы прочитайте, потом расскажу.