Пижон в бегах

- Это метка, племянничек, понимаешь? - сказал он. - Черная метка, и помечен ею ты.

- Он до сих пор ничего не понимает, - подал голос второй. - Нет, веришь ли, он до сих пор ничего не фурычит.

- Зафурычит, - ответил первый. Он быстро сунул правую руку за пазуху пальто и достал пистолет - здоровенный черный угловатый блестящий пистолет, из дула которого веяло смертью. И дуло это смотрело прямо на меня.

- Эй! - воскликнул я и, кажется, вытянул руки перед грудью, будто защищаясь. Подсознательно я все ещё был убежден, что это - розыгрыш и парни пришли сюда попугать племянничка. Поэтому я и сказал: - Эй! Ты что, хочешь ранить кого-нибудь?

- Открывай кассу, - велел первый, по-прежнему держа меня на мушке. Вся штука в том, что это должно выглядеть как ограбление, понимаешь? Уразумел, о чем я, племянничек?

- Не уразумел, - проговорил второй. - Ничего он не уразумел.

- Совершенно верно, - сказал я, как бы давая им возможность объяснить мне, что к чему. - Ничего я не уразумел.

- Эта метка означает, что тебе крышка, - заявил первый. - Твоя песенка спета. Иди открывай кассу.

- Шевелись, шевелись! - поторопил меня второй. - Племяннички должны быть послушными мальчиками.

Я так ничего и не понял. Но, с другой стороны, возможно, правильнее было бы поиграть с ними. Рано или поздно им надоест кочевряжиться, и они объяснят мне, в чем тут дело. Поэтому я пошел к кассе, ударил по клавише с надписью "в работе", и кассовый ящик открылся.

- Пожалуйста, - сказал я. - Все нараспашку.

- Вытаскивай деньги, - велел первый. Он все ещё держал в руке этот свой пистолет. - И клади их вот сюда, на стойку.

Бумажек было не ахти как много. Гриль-бар "Я не прочь" приносит доход, которого после оплаты всех издержек, припасов и вычета шестипроцентного налога на прибыль едва хватает на мое жалование. Но это не имеет значения: никто и не хочет, чтобы бар "Я не прочь" приносил какой-то там доход. Не спрашивайте меня, почему. Я трижды или четырежды осведомлялся об этом у своего дяди Эла. В первый и второй раз он пытался что-то мне объяснить - гнал какую-то бодягу про налоги. Мол, в книгах бара регистрируются деньги, которые организация зарабатывает где-то еще. Такая, в общем, бухгалтерия. Но всякий раз, когда дядя Эл пытается втолковать мне это, дело кончается тем, что он колотит себя ладонью по лбу, а у меня пропадает охота расспрашивать его.

Так или иначе, в кассе была лишь жалкая горстка бумажек, в большинстве своем однодолларовых, и я положил их на стойку. Второй парень подошел, сгреб деньги и запихнул в карман пальто.

- Эй, погодите-ка! - воскликнул я. - Это уже не смешно.

- Совершенно верно, - проговорил номер первый. Вид у него был подлющий, а пистолет все так же смотрел на меня.

Только теперь мне впервые подумалось, что дело серьезное. И я сказал:

- Не собираетесь же вы меня убивать!

- Ты все прекрасно понял, - ответил номер второй.

А первый изрек:

- И тут пришел ему конец...

... и тут пришел местный патрульный Циккатта. Он шагнул в бар со словами:

- Привет, Чарли, что-то ты припозднился сегодня.

Ну и что мне было делать? Сказать: "Патрульный Циккатта, эти двое пришли ограбить и убить меня. Вон у того в кармане пальто моя вечерняя выручка, а другой сунул за пазуху страшный пистолет, когда вы переступили порог?" Это я должен был сказать? Вы так думаете? Я должен был заложить полиции дружков своего дядюшки Зла? Вы так думаете? Если да, то лишь потому, что совершенно незнакомы с положением дел.

Да, мой дядя Эл попросту, убил бы меня, если б я настучал на двух его приятелей. Я не шучу. Бах! - и готово.

Сейчас, пока патрульный Циккатта здесь, все в порядке, но что будет завтра? Или на следующей неделе? Как мне жить? Где мне жить? Куда сунуться?

И, что гораздо важнее, куда меня засунет дядя Эл?

Эти двое пришли из пушки палить, а не шутки шутить. Наконец это уложилось у меня в голове. Однако давайте присядем на минутку и подумаем. У организации нет причин желать моей погибели, значит, должно быть, где-то кто-то другой дал маху, правильно? Ну, а когда кто-то дает маху, не стоит выплескивать младенца вместе с водой, а стоит разобраться и подумать, можно ли исправить эту ошибку. Правильно?

Стало быть, мне следовало сделать одно: как-нибудь умудриться остаться в живых и дожить до той минуты, когда я смогу добраться до телефона и позвонить дяде Элу, что, разумеется, придется ему весьма по душе в полтретьего утра, и все такое прочее. Но сейчас у меня, можно сказать, есть уважительная причина, в конце-то концов! Я расскажу дяде Элу, что стряслось, и он, быть может, исправит ошибку.

Поэтому я сказал патрульному Циккатте:

- Как раз закрываюсь. Буквально сию минуту.

И больше ничего ему не сказал. Но посмотрел на двух подлых поганцев и заявил:

- Извините, господа, но вам пора уходить.