Пижон в бегах

Арти Декстер живет на Перри-стрит, на которую я попал, миновав площадь Шеридана, Гроув-стрит и ещё пару улиц. Я не знаю названий половины улиц в Виллидж и не думаю, чтобы чьи-либо ещё познания на этот счет были обширнее. Мне знакомы два здешних огромных перекрестка, потому что я слышал о них от Арти. Один из них - перекресток западных Десятой и Четвертой улиц, и его вполне достаточно, чтобы приезжий мигом развернулся и отправился восвояси, в родную деревню. А второй (я миновал его по пути к площади Шеридана) перекресток находится там, где Уэйверли-плейс пересекает Уэйверли-плейс. Можете мне не верить, если не хотите, но это правда.

В общем, я спешил по этим пустым, имевшим неестественный вид улицам, и холодный ветер трепал короткие рукава моей рубахи, а я гадал, что подумает обо мне Арти, когда я разбужу его среди ночи.

И зря гадал. Уже за полквартала от дома Арти я услышал шум - музыку, крики и пение. Тут либо шла пьянка, либо проводили партийный съезд. Я подобрался поближе. Возгласы и звуки джаза плыли в ночном воздухе, и казалось, что Нью-Йорк все-таки не заснул, а, наоборот, собрал все свои силы в этом маленьком уголке, чтобы заставить дряхлое сердце города биться до самого рассвета. Я поднял голову и увидел ярко сиявшие окна. Похоже, свет горел именно в квартире Арти.

Так оно и было. Когда я позвонил у двери подъезда, ответное "з-з-з" раздалось почти сразу. Я распахнул дверь и пошел по лестнице на второй этаж.

Коридор был полон веселого шума, такого громкого, что казалось, будто невидимые гуляки - здесь, вокруг меня, в этом узеньком вестибюле. Я дошел до его конца и постучал в дверь. Но это было нелепо: никто все равно не услышал бы стук. Поэтому я толкнул дверь и вошел.

У Арти две комнаты с половиной. Означенная половина представляет собой широченный стенной шкаф в гостиной, забитый кухонной утварью. Ванна, которая не входит в число двух с половиной помещений, больше кухни - она очень, очень длинная; ванна стоит на высоком облицованном кафелем помосте, а двери отсюда ведут и в гостиную, и в спальню.

Убранство гостиной исчерпывается едва ли не одними полками - шаткими и покоробившимися под тяжестью долгоиграющих пластинок. Тут есть камин, сверху и с боков окруженный полками. Есть два окна, выходящие на Перри-стрит и со всех сторон обрамленные полками, на которых громоздятся здоровущие громкоговорители. Полками обвешаны двери в прихожую, спальню, ванную, равно как и дверцы стенного шкафа. Не на всех этих полках стоят пластинки. У Арти есть две-три книжки, разные безделушки, стоящие на полках там и сям вперемежку с деталями музыкального центра, и ещё всякая всячина.

Поскольку все стены заняты полками, мебель (продавленная кушетка и несколько жалких разнокалиберных стульев и столиков) оттеснена на середину комнаты и стоит как на старом желто-зеленом плетеном коврике, так и вокруг него, а среди предметов обстановки по всей комнате понатыканы громкоговорители.

Сейчас на пространстве между полками и мебелью, имеющем форму пончика, если посмотреть на него сверху, толпилось человек пятнадцать или двадцать. Все - со стаканами в руках и трепом на устах. Я не заметил, чтобы кто-то кого-то слушал. И не увидел ни одного человека, который сидел бы на предназначенной для этого мебели.

Внезапно передо мной возник Арти собственной персоной. В нем примерно пять футов и четыре дюйма - на полфута меньше, чем во мне, и улыбка его сияет как россыпь бриллиантов, потому что он поставил на зубы коронки. Он никогда не смотрит в одну точку дольше десятой доли секунды, бросает взгляды то в одну сторону, то в другую, будто дротики, и создается впечатление, что он или показывает фокусы, или просто тренирует глазные мышцы. Человек он музыкальный, а посему все время подпрыгивает и дергает руками, будто колет окружающих.

- Малыш! - воскликнул он, молниеносно посмотрев на мое правое плечо, левое ухо, кадык, правый локоть, левую ноздрю и пятно на воротнике моей рубахи, и резко выбросил руки в стороны. - Рад, что ты смог выбраться!

- Мне надо где-то переночевать! - заорал я.

- Все, что пожелаешь, малыш! - крикнул Арти в ответ. Он оглядел с десяток частей моего тела и добавил: - Будь как дома!

И исчез.

Превосходно. Было уже почти половина пятого утра, и я так устал, что валился с ног. Я протолкался сквозь толпу гостей, каждый из которых успевал сказать мне несколько слов, пока я шел мимо, и открыл дверь спальни. Тут было темно, и это пришлось мне по душе. Я закрыл дверь, но не стал зажигать свет, а начал ощупью пробираться к постели.

Однако в ней уже были люди. Не скажу точно, сколько именно.

- Осторожней, ты! - рявкнул кто-то.

- Прошу прощения, - ответил я.

На полу лежал коврик. Я прилег на него, прикрыл глаза, и шумная гулянка для меня кончилась.

Самое странное заключалось вот в чем: я знал, что сплю и вижу сон, но понятия не имею, что мне снится. Я в жизни не видел такого гадкого сна будто ты спишь и знаешь, что спишь, и видишь сон, и знаешь, что это дурной сон, кошмарный сон, но не знаешь, о чем он, этот сон.