Плач

— Джентльмен из Уайтхолла? Я чувствовал в нем родственную душу, потому что его тоже, как и меня, беспокоил вопрос, избрал ли его Бог для спасения. Как и все они, Лиман всегда говорил о грядущем конце света, как предсказано в Откровении Иоанна, что придет Антихрист и мы должны быть готовы к суду. Этого я до конца не понимал.

В Откровении Иоанна предсказано пришествие Антихриста. Это еще одна черта веры анабаптистов, как и других радикальных протестантов. Оукден упомянул в этой связи Бертано, и вчера это имя было на устах убийц Грининга. Непринужденно, как только мог, я спросил:

— Многие отождествляют Антихриста с конкретным человеком. В кружке называли его имя?

Томас с искренним недоумением посмотрел на меня.

— Нет, сэр.

— Может быть, с итальянцем?

— Вы имеете в виду папу? Они упоминали папу, только чтобы проклинать его.

Я понял, что если в кружке Бертано считали Антихристом, то не упоминали его имени при тех, кому не до конца доверяли, и тихо сказал:

— Теперь этот ваш кружок исчез. По-вашему, почему это могло случиться?

Щека Милдмора дернулась, а потом он сказал:

— Думаю, они сбежали из-за книги.

Я посмотрел в его страдальческое встревоженное лицо и решился нырнуть:

— Вы говорите о книге, которую взял Майкл Лиман?

Тюремщик, не понимая, уставился на меня.

— Лиман? Нет, это я тайно вынес ее из Тауэра и отдал Гринингу. Рассказ Анны Эскью о ее допросах.

На мгновение голова у меня пошла кругом. Мы уставились друг на друга. Как мог спокойнее, я сказал:

— Расскажите мне о книге Анны Эскью, Томас.

Молодой человек нахмурился:

— Разве вы не знаете? Я думал, потому вы вчера и приходили в Тауэр. — Он заерзал в кресле, и на мгновение я испугался, что он сейчас в панике убежит.

— Это верно, — солгал я и как ни в чем не бывало продолжил: — Я занимаюсь книгой Анны Эскью. Но меня ввели в заблуждение о том, кто передал ее Гринингу. Вы многое мне рассказали, Томас. Лучше расскажите и остальное. Клянусь, я никакой не враг.

Тюремщик снова посмотрел на меня и наклонил голову.

— Похоже, у меня нет выбора.

Я не ответил.

Мой собеседник набрал в грудь воздуха и тихим, ровным тоном, не глядя на меня, рассказал следующую часть своей истории. Иногда его голос прерывался, и мне пришлось наклоняться, чтобы лучше слышать его слова.

Глава 21 (продолжение)

— Это случилось двадцать девятого июня, во вторник, — рассказывал Томас. — Меньше месяца назад, а кажется, что прошел год. Накануне Анна Эскью и те трое мужчин были приговорены в ратуше к смерти за ересь, и все говорили об этом. Мы ожидали, что до казни их будут держать в Ньюгейтской тюрьме. В то утро я дежурил в Тауэре, проверяя заключенных в темницах и доставляя завтрак тем, кому это полагалось. Потом я пошел доложить обстановку мастеру Ховитсону — вы виделись с ним вчера.

— Да, я помню, — кивнул я.

— Пока я был у его стола, снаружи послышались шаги — спускалось несколько человек. Входная дверь открылась, и вошел мастер Арденгаст, старший стражник, а с ним еще двое стражников ввели молодую женщину. На ней было красивое синее платье, но, к моему удивлению, на голову ей был надет мешок, грязный мешок, так что лица не было видно. Она тяжело дышала, бедняжка, и была очень напугана. Было отвратительно видеть, что так обращаются с женщиной. Следом вошли еще двое, и они втащили большой сундук. Потом мастер Арденгаст сказал Ховитсону и мне, что эта женщина будет заключена здесь и никто из других заключенных не должен знать о ее присутствии. Сказал, что мы должны отдежурить две смены, чтобы как можно меньше людей узнали о ее присутствии.

Голос Милдмора стих почти до шепота.

— Вы, наверное, думаете, что в таких случаях надо протестовать, но в том месте привыкаешь к самому плохому. А я слабый, грешный человек. Я лишь ответил: «Да, сэр». Женщину увели, чтобы запереть в камере — это место называется «особая камера»; она лучше обставлена, чем прочие, и предназначена для благородных заключенных. Но находится рядом с помещением, где стоит дыба и держат прочие орудия пыток. — Он взглянул на меня. — Я видел их.

«Я тоже», — подумал я, но вслух ничего не сказал.

— После этого все они ушли, а мы с Ховитсоном уставились друг на друга, — продолжил тюремщик. — Я стал спрашивать, кто эта женщина, но он сказал, что нам не стоит говорить об этом. И я занялся своими обязанностями. Потом, часа через два, вернулся мастер Арденгаст. С ним пришел лейтенант Тауэра сэр Энтони Кневет и еще двое, в изысканных шелковых мантиях, с должностными золотыми цепями и с драгоценностями на шапках. Одного из них я тогда еще не знал, — такой худой, с красным лицом и маленькой торчащей рыжей бородкой. А второго узнал, потому что видел его в Тауэре раньше, — это был королевский советник сэр Ричард Рич.