Плач

Я неохотно сел за стол напротив него. Чем больше я узна́ю об этих людях, тем лучше. Я не сомневался, что если к ним попадет «Стенание», Рич предаст нас в то же мгновение.

Стайс налил мне пива и откинулся на спинку стула. Я прикинул, что ему, должно быть, было лет двадцать пять. Он был хорошо одет — из-под рукава его камзола снова виднелась кружевная манжета вроде той, которую он порвал при неудавшемся налете на жилище Грининга. У него было красивое суровое лицо, хотя и изуродованное поврежденным ухом. Я удивился, почему он не отращивает волосы, чтобы скрыть обрубок.

Он же заметил мой взгляд и поднес руку к уху:

— Не могли не заметить, а? Привлекает взгляды, как, пожалуй, и ваша спина. Я этого не стыжусь — сие случилось в честном поединке с одним паршивым псом, который засомневался в моем происхождении. А в делах, которые мне порой поручает мастер Рич, это показывает людям, что со мной шутки плохи.

— Давно вы работаете на Рича? — поинтересовался я.

— Два года. Я приехал из Эссекса, где у сэра Ричарда много владений. Земли моего отца примыкают к его, и отец послал меня в Лондон попытать счастья. А сэр Ричард искал молодых джентльменов без связей, но склонных к приключениям. — Одноухий снова улыбнулся.

Еще один молодой джентльмен, подумал я, как Николас, в поисках приключений. И все же Стайс, как я догадался, пойдет на все вплоть до убийства, чтобы возвыситься на службе у Рича. Несомненно, потому тот и взял его.

Он рассмеялся:

— Святая Мария, сэр, у вас такой мрачный вид! Сэр Ричард говорил, что у вас манеры лицемерного лютеранина, хоть вы и не лютеранин.

— Надеетесь сделать у Рича карьеру?

— Надеюсь. Сэр Ричард честен с теми, кто ему служит. Это всем известно.

Теперь рассмеялся я:

— Мне бы и в голову не пришло слово «честность», когда речь заходит о нем.

Стайс пренебрежительно махнул рукой:

— Вы говорите о сделках при королевском дворе. Никто из больших людей не ведет себя честно с другими такими же. Но сэр Ричард известен тем, что его люди привязаны к нему, и он отплачивает им за это. — Он прищурился над своей кружкой. — Надеюсь, то же самое можно сказать и о королеве и ее людях. Вы на кого работаете? Сэр Ричард говорил мне, что, наверное, на лорда Парра, ее дядю.

Я не хотел втягиваться в такой разговор и потому поставил кружку и резко встал.

— Я сообщу вам, если будут какие-то новости. А вы сообщайте мне домой, на Чансери-лейн.

Одноухий шутливым жестом поднял кружку:

— Я знаю, где это.

* * *

Я решил предупредить Филипа Коулсвина о последнем повороте в деле миссис Слэннинг, но подумал, что лучше сделать это после завтрашнего обсуждения ее жалобы с казначеем Роулендом, и пошел домой. В моем распоряжении были остатки воскресенья, а у меня еще оставалось два дела.

Сначала я зашел в свой кабинет и написал письмо Хью. Я сообщил ему последние новости и рассказал о своем участии в грядущих торжествах в честь приезда адмирала д’Аннебо, а потом предупредил его, что Джон Бойл — опасный человек и что его следует избегать, и посоветовал Кёртису больше не писать мне о нем. Так, подумалось мне, я, по крайней мере, не вовлеку в это дело еще и Хью. Запечатав письмо, я положил его в сумку, чтобы отправить завтра из Линкольнс-Инн.

Затем я спустился вниз. В доме стояла тишина. Джозефина отпросилась у меня погулять со своим молодым человеком, и я охотно отпустил ее, поэтому знал, что ее нет. Никого не было и на кухне — там на столе лишь горела сальная свеча, чтобы легче было развести огонь для приготовления пищи. Я вышел и зашел в конюшню, где Тимоти энергично убирался в стойлах. У дверей уже лежала куча старой соломы и конского навоза.

— Дай вам Бог доброго дня, хозяин, — сказал он.

— И тебе, Тимоти, — кивнул я в ответ. — Не забудь оставить навоз для огорода миссис Броккет.

— Да. Она дала мне фартинг за хорошую кучу.

— Ты не подумал еще раз о том, чтобы пойти в подмастерья? Я мог бы поговорить с конюшим в Линкольнс-Инн, какие места есть у кузнецов.

По лицу подростка пробежала тень.

— Я бы предпочел остаться здесь.

— Ну, я хотел, чтобы ты подумал об этом хорошенько.

— Да, сэр, — ответил Тимоти, но без особого энтузиазма, и опустил голову.

Я вздохнул.

— Ты не знаешь, где мастер и миссис Броккет?

— Они пошли прогуляться. Миссис Броккет попросила меня присмотреть за свечкой на кухне и зажечь другую, если эта станет догорать.

— Хорошо.

Значит, дома никого. В том, что я собирался совершить, не было ничего противозаконного, и все же я не хотел, чтобы меня увидели за этим.

— Утром принесли письмо, приходил курьер, — добавил Тимоти. — Я был с ними на кухне. Не знаю, от кого письмо, но они оба встревожились. Выгнали меня с кухни, а чуть погодя сказали, что пойдут прогуляться. Мастер Броккет был мрачен, а бедная миссис Броккет, похоже, плакала.

Я нахмурился, гадая, в чем тут могло быть дело, а потом сказал:

— Тимоти, у меня есть одна важная работа. Ты не мог бы сделать так, чтобы в течение часа меня никто не беспокоил? Если кто-то придет, скажи, что меня нет.

— Хорошо, сэр.

— Спасибо.