Плач

— Там сад. Но не намного отличается от участка с этой стороны.

— Спустись на ту сторону, посмотри, куда могли убежать преступники после убийства Грининга. Может быть, остались какие-то следы. А потом приходи, я буду в доме у Оукдена.

Овертон как будто смутился.

— А что, если хозяева увидят, что я шныряю в их саду?

— Придумай какое-нибудь оправдание, — улыбнулся я. — Хороший юрист всегда должен уметь что-нибудь придумывать на ходу.

Глава 8

Мастер Джеффри Оукден владел трехэтажным домом. На нижнем этаже располагалась книжная лавка, и на столе перед ней были выставлены книги. Они были разного сорта — от «Замка здоровья» Элиота до маленьких книжечек по астрологии и травам и латинской классики. Была пара молитвенников — утвержденных Церковью небольших томиков, не больше кисти руки, чтобы можно было читать на ходу. С верхних этажей доносились ритмичные удары: новые листы клались под пресс, пресс быстро опускался посредством винта, листы вынимались и на их место вставлялись новые. В дверях стоял старик — сложив на груди жилистые, тронутые артритом руки, он сторожил лавку и настороженно посмотрел на меня. Наверное, он видел, как мы с Николасом входили в лачугу Грининга.

Я улыбнулся:

— Дай вам Бог хорошего дня, добрый человек. Я юрист, представляю интересы родителей покойного мастера Грининга.

Старик снял шапку, открыв плешивую макушку.

— Да помилует Господь его душу, — проговорил он и тяжело закашлялся.

— У меня есть разрешение констебля Флетчера расследовать это дело. Вы, случайно, не помощник мастера Оукдена, который видел выбегающих из дома людей?

— Да, это я, сэр, — ответил мой собеседник уже более приветливо. — Джон Хаффкин, к вашим услугам.

— А я мастер Шардлейк. Не расскажете ли вы мне, как все это произошло?

Джон кивнул, явно обрадованный возможностью еще раз рассказать эту историю.

— Это случилось поздно вечером, я помогал мастеру Оукдену у станка. Он печатает книгу о путешествиях в Новый Свет с гравюрами обитающих там удивительных существ. Большой заказ, мы работали до самой темноты. — Старик вздохнул. — Теперь мастер Оукден нанял в подмастерья этого болвана Элиаса, а меня поставил присматривать за лавкой днем. — Он снова вздохнул. — Но тридцать лет на этой работе износили мои суставы. И грудь…

— В тот вечер… — напомнил я, возвращая его к теме.

— Работа только что закончилась, мы развешивали листы, чтобы просохли за ночь. Окна были открыты, и мы услыхали шум по соседству. Крики, а потом призыв на помощь. Мы с мастером Оукденом переглянулись. Иногда бывало слышно, как мастер Грининг громко спорил со своими друзьями, но тут были слышны звуки насилия, и мы бросились вниз по лестнице. Мастер Оукден побежал к соседнему дому, а я остался в дверях. С моими суставами и больной грудью от меня было бы мало толку… — Он пристыженно посмотрел на меня.

— Понимаю, — заботливо проговорил я.

— Но издали я все видел. Мастер Оукден высадил дверь, и через секунду я увидел, как оттуда выскочили двое. — Хаффкин указал на боковую дверь. — Как я говорил на дознании, обоим было лет за двадцать, оба в грязных шерстяных рубахах. Мне они показались бродягами, ни на кого не работающими. — Он состроил гримасу. — У обоих были безобразного вида дубины. Они были крепко скроены. Один высокий, и хотя и молодой, но почти лысый. Другой — светловолосый и с большой бородавкой на лбу, ее видно было даже в сумерках. У обоих спутанные бороды.

— Вы хорошо все рассмотрели.

— По крайней мере, мои глаза еще видят. Я был бы рад опознать их и увидеть на виселице. Мастер Грининг был хорошим соседом. Знаю, он был радикал, но тихий — не из тех, что пристают к людям со своими проповедями, подвергая их опасности со стороны закона. Он никому не делал вреда. Насколько я знаю, — добавил Джон, внимательно посмотрев на меня.

— Я не слышал о нем ничего дурного.

Рассказчик продолжил:

— Когда те двое убежали, я подошел к халупе, потому что почуял дым. Мастер Оукден тушил огонь: куча бумаги на полу загорелась, и там же лежал бедняга Грининг. Ужасное зрелище — темя пробито, кровь и мозги разлетелись… — Он покачал головой.

— Спасибо, любезный Хаффкин. — Я достал кошелек и дал старику грот. — А теперь, если можно, я бы поговорил с вашим хозяином. Можно мне войти?

— Конечно. Он с Элиасом работает на втором этаже.

* * *

Я прошел через лавку и поднялся по лестнице. Ритмические удары стали громче. Весь второй этаж занимало одно помещение — увеличенный эквивалент бедной типографии бедняги Грининга. Здесь тоже были стеллажи с бумагой и химикалиями, стопки отпечатанных листов и готовые листы, висящие на натянутых через помещение веревках, как белье. Несмотря на то что ставни были открыты, здесь стояла жара и сильно пахло свинцовой пылью. У меня на лбу выступил пот.