Плач

Вернувшись в дом, я пошел на кухню. Там царил переполох. Тимоти поворачивал над плитой большую курицу, Джозефина, стоя у края стола, раскладывала салаты на тарелки, стараясь, чтобы все выглядело красиво, а у другого края Агнесса Броккет заканчивала приготовление миндального марципана. Когда я вошел, обе служанки сделали книксен. Агнесса была пухленькой женщиной за сорок с каштановыми волосами под чистым белым чепцом и с милым личиком. Впрочем, была на нем и грусть. Я знал, что у Броккетов есть взрослый сын, с которым они почему-то не видятся – Мартин как-то упомянул это в разговоре, но не вдавался в подробности.

– Похоже на блюдо для пира, – сказал я, глядя на марципан. – Должно быть, стоило вам большого труда.

Агнесса улыбнулась:

– Мне самой приятно готовить хорошее блюдо, сэр, как, наверное, скульптору приятно доводить до совершенства статую.

– Плоды его труда живут дольше. Но твои, возможно, приносят больше удовольствия.

– Спасибо, сэр, – ответила она. Миссис Броккет ценила комплименты. – Джозефина помогла, правда, дорогая?

Вторая служанка кивнула, неуверенно улыбнувшись мне. Я посмотрел на нее. Ее приемный отец, жестокий мерзавец, раньше служил у меня стюардом, и когда я буквально прогнал его из дома год назад, Джозефина осталась. Отец много лет запугивал и подавлял ее, но когда он исчез, дочь постепенно перестала быть робкой и запуганной. Она также стала следить за своей внешностью: теперь ее распущенные светлые волосы блестели, а лицо округлилось. Она стала хорошенькой молодой женщиной. Проследив за моим взглядом, Агнесса снова улыбнулась.

– Джозефина ждет не дождется воскресенья, – лукаво проговорила она.

– Вот как? Почему же? – поинтересовался я.

– Маленькая птичка нащебетала мне, что после церкви она пойдет гулять с молодым мастером Брауном, который служит в одном доме в Линкольнс-Инн.

Я посмотрел на Джозефину:

– У кого же?

– У мастера Хеннинга, – краснея, ответила девушка. – Он живет при конторе.

– Хорошо, хорошо. Я знаю мастера Хеннинга, он прекрасный юрист. – Я снова повернулся к Агнессе: – Мне нужно сходить помыться, прежде чем придет гость. – При всем своем добродушии Агнесса умела быть немного деспотична, а я не хотел дальше смущать Джозефину. Но я был рад – девушке давно уже было пора завести молодого человека.

Когда я вышел из кухни, вернулся Мартин. Он поклонился:

– Стол накрыт, сэр.

– Хорошо. Спасибо.

На секунду я поймал взгляд Джозефины, брошенный на него, и это был неприязненный взгляд. Я и раньше пару раз замечал подобное и был озадачен этим, поскольку Броккет всегда казался мне хорошим управляющим для младших слуг.

* * *

Гай Малтон пришел в начале восьмого. Мой старый друг был медиком, а до ликвидации монастырей – бенедиктинским монахом. Он имел мавританские корни. Сейчас ему было уже за шестьдесят, его смуглое лицо покрывали морщины, а волосы совсем поседели. Когда он вошел, я заметил, что он ссутулился, что иногда бывает с людьми высокого роста в старости. Гай выглядел усталым. Несколько месяцев назад я намекнул ему, что, возможно, пора подумать об уходе на покой, но он ответил, что еще вполне крепок и, кроме того, не знает, чем заняться без работы.

В столовой мы вымыли руки у кувшина, заткнули за воротник салфетки и уселись. Гай восхищенно обозрел стол.

– Твое серебро так весело блестит при свечах! – сказал он. – Нынче все у тебя в доме выглядит прекрасно.

Постучав в дверь, вошел Мартин. Стюард расставил тарелки с салатом, травами и тонко нарезанными кусочками свежего лосося из Темзы, а когда он удалился, я сказал своему гостю:

– Ты был прав, они с Агнессой оказались просто находкой. Его прежний наниматель дал ему прекрасную рекомендацию. Но знаешь, мне всегда с ним неловко. Он так непроницаем…

Гай грустно улыбнулся:

– Помню, в мальтонском монастыре у нас был такой же стюард. Но это был отличный парень. Просто он считал, что никогда не следует фамильярничать с вышестоящими.

– Как дела у Святого Варфоломея? – спросил я.

Старая больница для бедных, одна из немногих в Лондоне, закрылась, когда король ликвидировал монастыри, но несколько добровольцев вновь открыли ее, чтобы обеспечить хоть какой-то уход за больными. Одним из этих добровольцев был Гай. С чувством вины мне вспомнилось, что когда три года назад умер мой друг Роджер, я пообещал его вдове продолжить его работу по открытию новой больницы, но потом началась война, все страдали от налогов и обесценивания денег, которое так и продолжалось с тех пор, и никто не хотел жертвовать на больницу.

Медик развел руками:

– Каждый делает что может, хотя, видит Бог, этого мало. Говорят, что городские власти взялись за это. Они получили деньги от короля, но все равно ничего не движется.

– Я смотрю, в городе с каждым днем все больше нищеты.

– Нищеты и болезней.

Мы немного помолчали, а потом, чтобы поднять настроение, я сказал:

– У меня хорошая новость. Тамасин снова забеременела. Ребенок должен родиться в январе.

Малтон широко улыбнулся, сверкнув крепкими белыми зубами:

– Слава богу! Передай ей, что я буду рад снова помогать ей в течение беременности.