Плач богов (СИ)

Он простоит под холодной водой не так уж и долго, ровно столько, чтобы смыть с тела и волос незримые крупицы морской соли и охладить разгорячённую плоть до блаженного для такой жары озноба. Жаль, что эти ощущения нельзя было чем-то зафиксировать на ближайшие пару часов. Именно столько времени уйдёт на его намеченное возвращение в Льюис-Гранд: всего несколько быстротечных минут, чтобы обсохнуть под палящими лучами беспощадного тропического солнца, потом неторопливо одеться, почти через нехочу взобраться по широким ступеням в скале обратно наверх и по старому маршруту вернуться на более удобную для передвижения просеку с накатанной дорогой. Естественно, самый длинный путь перепадёт на пеший ход в сторону города и, как на зло, мимо не проедет ни одной телеги или фургона, возницы коих могли бы согласиться подбросить его хотя бы до городской окраины. Зато его явного с этим разочарования не захочет поддерживать Пайк. Пса на дальнейший час буквально кто-то подменит. Будет носиться взад и вперёд, радостно тявкать и даже убегать в обратную сторону ярдов на десять, а временами и на все двадцать.

- Да что с тобой сегодня? Надеюсь, никаких подозрительных грибов или растений не находил? А то с тебя станется.

Когда наконец-то доберутся до границы города, солнце уже спрячется за подогнанными с юго-запада дождевыми облаками. Небо затянет довольно быстро, а потом и вовсе без какой-либо ласковой прелюдии, разразится тропическим ливнем с парочкой раскатов недовольного грома и несколькими вспышками пугающих молний. Хорошо, что к тому времени уже доберутся до центра. Прятаться под навесами скатных крыш ближайших домов не станут, просто побегут вниз по улицам прямиком до Льюис-Лейн Уолл. К тому же там уже будет недалеко до родного дворика, так сказать.

В дом вбегут оба.

- Отряхиваться иди в угол, и не вздумай лезть в спальню, пока не обсохнешь.

Что ж, по крайней мере, хоть какая-то часть этого дня оказалась более-менее приятной. Даже нежданный ливень немного приподнял настроение, пусть и пришлось раздеваться прямо на веранде. Оставалось ещё несколько часов до ночной смены. В самый раз заняться обедом и закипятить воды на чай.

Пока разогревался чайник с двойной порцией воды, решил поискать в чистых вещах комода в спальне сухую пару домашних брюк и, как оказалось, вовремя. Во входные двери кто-то принялся стучать, настойчиво, с ощутимой ноткой то ли подгоняемого дождём нетерпения, то ли обычного желания достучаться до хозяев дома во что бы то ни стало.

- Да иду уже! Иду! Что у вас там, пожар?

Возможно шутка и удалась бы, знай он наверняка, кого в такую непогоду могло сюда принести. Но он не знал и не стал гадать. Наверняка маменька прислала кого-то с кухни «Ночной магнолии», чтобы передать единственному сыночку горячий обед, не совсем удачно выбрав для этого нужное время и момент.

Но уж чего он в действительности не ожидал, отрывая двери, так это увидеть на пороге своего жилища Эвелин Лейн. Промокшую до нитки, обхватившую себя дрожащими руками за предплечья и со взглядом загнанной лани в огромнейших (едва ли человеческих) глазах, от которого тут же остановилось сердце, а последний ход мыслей так и вовсе приказал долго жить вместе со способностью думать.

- М-можно… в-войти?

Глава тридцать девятая

Не исключено, что она сошла с ума, при чём буквально. По другому её действия и не назовёшь. Подобным поступкам нет оправданий. Не даром женщину во все времена называли главным источником человеческих бед – рассадником смертных грехов. Она и являлась самым страшным грехом на Земле – его благодатной почвой. Его проклятым чревом, из которого рождались самые страшные людские пороки и злодеяния. Она воспроизводила на свет тех монстров, которые убивали невинных людей, давала жизни тем и тому, что оскверняло в этом мире всё светлое и совращало невинное. И какой бы слабой она при этом не была физически, её власть и сила были неоспоримы при любом раскладе.

Не удивительно, почему большинство мужчин так ненавидели эту презираемую многими цивилизованными культурами блудницу, старательно лишая её сестёр каких-либо прав и приравнивая к статусу нечеловеческих существ. Ведь все свои алчные пристрастия она получала ещё при рождении. Её не нужно было учить кокетничать или флиртовать, она умела это делать ещё будучи ребёнком, неосознанно, именно на врождённых инстинктах. Что уже говорить о том факте, что и для себя она представляла большую опасность, не способную смириться с жестокой реальностью, с личным положением в жизни и устоять перед теми соблазнами, которые нашёптывал ей на ушко персональный дьявол-искуситель – свой собственный рассудок.