«Неужели я так отвратителен ему?» – холодно подумал Тонио. Но все его попытки представить себя глазами кузена медленно переросли в бессознательную, иррациональную враждебность. И в то же время он не мог не восхищаться тем, какую работу проделала над этим человеком, взрослеющим мужчиной, природа, работу, плоды которой ему не суждено было увидеть в тех многих и многих студентах, что стали теперь его единственной настоящей родней.
– Марк Антонио, – начал Джакомо. – Твой брат Карло послал меня повидать тебя.
Маэстро Кавалла удалился. Гвидо тоже отошел в сторону и встал за спиной молодого человека, не сводя взгляда с Тонио.
А Тонио, услышав впервые за долгое время знакомый венецианский диалект, был вынужден отделять смысл слов Джакомо от глубокого мужского тембра его голоса, который произвел на него в эту секунду почти магическое действие. Каким прекрасным был этот диалект, похожим на позолоту, покрывавшую здешние стены и завитушки орнамента! Низкий, тягучий голос Джакомо, казалось, состоял из десятка гармоничных звуков, и каждое слово трогало Тонио так, словно на его горло нажимал крохотным кулачком какой-нибудь младенец.
– Он беспокоится о тебе, – продолжал Джакомо. – До него дошли слухи о том, что ты попал здесь в беду, что вскоре после приезда ты нажил себе смертельного врага в лице одного из студентов и что этот студент напал на тебя, а ты был вынужден защищаться.
Джакомо сдвинул брови, изображая глубокую озабоченность, и в тоне его появилась покровительственность, призванная скрыть смущение. «Какой же он мальчишка!» – подумал о нем Тонио, словно сам был уже стариком.
Потом в разговоре возникла неловкая пауза. И Тонио увидел внезапное, явное предупреждение на лице Гвидо. Это был сигнал: «Опасность».
– Твой брат очень встревожен тем, что ты находишься здесь не в безопасности, Марк Антонио, – продолжил Джакомо. – Ты не сообщил о случившемся моей матери и…
«Да, опасность, – подумал Тонио, – для моего сердца и моей души». Впервые с того момента, как заговорил, Джакомо смотрел ему прямо в глаза.
И в какой-то неуловимый момент Тонио осознал суть этой беседы, понял, о чем она, собственно, ведется, чего от него хотят. «Обеспокоен моей безопасностью!» А этот глупый молодой человек даже не понял истинного смысла своей миссии!
– Если тебе будет грозить опасность, Марк Антонио, ты должен сообщить нам…
– Никакой опасности, – прервал его Тонио. Холодность собственного голоса поразила его, и все же он продолжал: – И речи не было об опасности, – сказал он почти презрительно, и в его словах слышалась такая властность, что кузен даже слегка отпрянул. – Все вышло довольно глупо, но предотвратить это было не в моих силах. Передай моему брату, чтобы не тревожился по пустякам и что он совершенно напрасно хлопотал и тратился, посылая тебя сюда.
Он увидел, что Гвидо, стоявший в тени поодаль, отчаянно замотал головой.
Но Тонио уже крепко взял кузена за руку, развернул его и повел к входной двери.
Джакомо, казалось, не оскорбился, а лишь изумился. Он смотрел на Тонио с каким-то полускрытым восхищением, а когда заговорил, то в его голосе слышалось едва ли не облегчение:
– Так ты доволен тем, что находишься здесь, Тонио? – спросил он.
– Более чем доволен, – коротко усмехнулся Тонио, продолжая вести Джакомо по коридору. – И своей матушке ты должен сказать, чтобы она тоже ни о чем не беспокоилась.
– Но тот хулиган, который напал на тебя…
– Тот хулиган, как ты выражаешься, – сказал Тонио, – стоит сейчас перед более суровым судьей, чем ты или я. Помолись за него во время мессы. Сейчас рождественское утро, и, конечно, ты вряд ли захочешь провести его здесь.
У дверей Джакомо остановился. Все происходило слишком быстро для него. И как он ни колебался, все же не смог удержаться и не оглядеть Тонио целиком, быстро, почти жадно. А потом улыбнулся, коротко, но очень тепло.
– Как приятно убедиться, что у тебя все в полном порядке, – признался он.
На мгновение показалось, что он хотел сказать что-то еще, но, видимо, передумал и уставился в пол. Он словно стал меньше ростом, превратился точь-в-точь в того подростка, каким был когда-то в Венеции, и Тонио вдруг понял, хотя ничем не выказал своих эмоций, что кузен любит его и действительно за него переживает.
– Ты всегда был исключительным человеком, Тонио, – сказал Джакомо почти шепотом и нерешительно поднял на него глаза.
– Что ты имеешь в виду, Джакомо? – спросил Тонио чуть ли не устало, словно нес на себе тяжкое бремя. В то же время в его голосе не было ни малейшей грубости.
– Ты был… ты всегда был маленьким мужчиной, – ответил Джакомо со значением, и Тонио, поняв, что он хотел сказать, улыбнулся. – Всегда казалось, что ты растешь слишком быстро, как будто ты старше всех нас.
– Я не слишком много знаю о детях, – улыбнулся Тонио. Увидев, что кузен внезапно растерялся, он не стал развивать эту тему. – Значит, ты рад убедиться в том, что я не слишком страдаю вдали от дома?
– Да, очень, очень рад! – ответил Джакомо.