Плач к небесам

Она стояла рядом с ним, опустив руки вдоль тела, и он смотрел на ее большую кисть, на ее пальцы, невозможно длинные, тонкие и белые, для которых даже перстни казались слишком большими: рубины и изумруды. О, она была отнюдь не бедной, эта женщина! Рубины, изумруды и эти жемчужинки в волосах!

Неожиданно выбросив правую руку вперед, Карло схватил красавицу за запястье и притянул к себе на колени.

– Мне это не нравится, – шепнул он ей на ухо. – И я укушу тебя за твою хорошенькую шейку, если ты сейчас же не протянешь руку и не расстегнешь пряжку.

– Ох, неужели вы так поступите со мной? Неужели? – спросила женщина без тени страха.

Между тем с ним что-то происходило. Когда он смотрел на нее, на ее совершенное лицо, сознание его прояснялось, однако в теле еще сохранялась хмельная слабость. В передней части лба накапливалась тупая боль. Предплечья были так крепко связаны, что левой рукой он не мог, скорее всего, дотянуться до шеи женщины. Но если бы понадобилось, он в одну секунду мог бы сломать ей руку и повалить на пол. И тогда бы все кончилось. Но Карло был слишком пьян для этого. Ему вообще не нужно было сюда приходить.

– Сними с меня ремень! – приказал он еще раз. – Живей!

Незнакомка смотрела на него в упор, не отвечая. И вдруг он почувствовал, что она как-то обмякла и зашевелилась у него на коленях. И в тот же момент заметил, что ее черные глаза в самом центре чуть отсвечивают синевой. Лицо ее, приближаясь, загораживало ему свет. Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание. Оно было столь свежим и чистым, что он опять возжелал ее, как возжелал бы, даже если бы она была дурнушкой, за одну лишь свежесть, за одну лишь юность.

В этот миг ему была нужна плоть. Ее губы коснулись губ Карло, и он неожиданно для себя закрыл глаза и невольно отпустил ее запястье. Но женщина не двинулась с места. А последовавший затем поцелуй потряс его, вызвав желание настолько сильное, что, казалось, в этот миг не было ничего важнее.

Он отстранился от нее и коснулся головой спинки кресла.

– Сними ремень, – сказал он мягко, ласково. – Давай же, я хочу тебя! Я хочу тебя… – повторил он шепотом. – Зачем ты провоцируешь меня, глупая женщина?

– Но я не женщина, – прошептала она как раз в тот миг, когда он закрывал ее рот своим поцелуем.

– Хм-м-м-м… – Карло слегка нахмурился.

Что-то противоречивое, жутко противоречивое было в ее глупой шутке. А его наслаждение было ленивым, воюющим с опьянением, и он лишь смутно осознавал, что она переложила его руки на подлокотники кресла и прижала их ладонями. Мягко, игриво, мучая его каждым жестом, и очень, очень странно…

– Не женщина? – Что-то совершенно неземное чувствовалось в текстуре ее губ. Они были такие сладкие, такие мягкие и в то же время не… – Тогда кто же ты, – прошептал он, растягивая губы в улыбке, не прекратив поцелуя, – если не женщина?

– Я Тонио, – выдохнула она в его рот. – Ваш сын.

– Тонио.

Карло открыл глаза, и еще до того, как осознал сказанное, по его телу пробежала ужасная, болезненная судорога, в голове зазвенело, руки рванулись, чтобы одновременно и отшвырнуть женщину, и удержать ее, и схватить, и скинуть. Из горла у него вырвался дикий крик.

А красавицы уже не было на его коленях. Она стояла перед ним, вернее, возвышалась над ним и глядела на него, и в этот миг Карло понял все, понял весь этот маскарад, понял, что происходит, и обезумел.

Его ступни елозили и колотили по полу, руки пытались вырваться из ременной петли, голова моталась из стороны в сторону.

– Федерико! – ревел он. – Федерико! – ревел, продолжая яростно вырываться и биться, ревел без слов, тщетно вгрызаясь пятками в каменный пол.

А потом внезапно, совершенно внезапно, словно вмиг поняв, что кресло не двигается, что он беспомощен, что он не может сделать ничего, замолк и замер.

А она смотрела на него сверху вниз и улыбалась.

Склонив голову набок, он откинулся на спинку кресла. Его широко распахнутые глаза испепеляли ее взглядом, а она смеялась, низким и затаенным смехом, таким же хрипловатым и чувственным, как ее голос перед тем.

– Не хотите ли еще раз поцеловать меня, отец? – прошептала она, а на ее красивом лице, на ее безупречном белом лице застыла в этот миг самая что ни на есть милая и безмятежная улыбка!

Карло плюнул в нее.

Стиснув зубы, вытянув руки, пытаясь схватить ее растопыренными пальцами, плюнул еще раз.

А потом отпрянул назад, дрожа, еще больше заваливаясь головой вбок: все, все стало вдруг ему абсолютно ясно, и он был поражен совершенством задуманного и осуществленного плана.

Сцена, бесконечные разговоры о его красоте и мастерстве иллюзии, о том, что перед огнями рампы он выглядит как воплощенная женщина, а еще эти руки, эти страшные, ужасные руки, а еще эта кожа!

Карло почувствовал, что его сейчас стошнит. И стиснул зубы и напряг всю свою волю, чтобы не поддаться панике и не дать ей насладиться его унижением. Но прекратить рев и стон – рев и стон сквозь стиснутые зубы – он не мог.