Плачь, Маргарита

Эльза, внимательная хозяйка, тотчас предложила гостю принять теплую ванну и позвонила его жене Маргарет с просьбой прислать для мужа сухое белье. Гиммлер отнюдь не был неженкой, но забота такой милой женщины, как фрау Гесс, была ему приятна. Когда, переодевшись, он вернулся в гостиную, Гесс пригласил его в свой кабинет. Там их ждали крепкий кофе с коньяком и унылый Роберт Лей с таким выражением лица, точно его наказали. По двум большим корзинкам с великолепными мюнхенскими пирожными, стоявшим тут же на круглом столике, Гиммлер догадался, кого еще ждут.

Гесс посмотрел на часы.

— Фюрер будет в четыре, — сказал он, — а пока мы должны кое-что обсудить. Точнее, обменяться информацией. Дело касается поступающих в политбюро сигналов о раскольнической активности некоторых командиров СА. С этим пора что-то делать. — Он посмотрел на Гиммлера, который после горячей ванны и нескольких глотков чудесного кофе ощущал такое блаженство, что в ответ на строгий взгляд Гесса сумел только нахмуриться и кивнуть.

Тревожные сигналы шеф СС посылал с прошлого лета, но именно Гесс все время становился между ними и фюрером, очевидно, прикрывая тогдашнего командира СА фон Пфеффера. Теперь, когда вновь появился Рем, а брожение грозит перерасти в вооруженное восстание, глубокомысленный секретарь фюрера решился-таки обратить внимание шефа на «раскольническую деятельность».

Что ж, лучше поздно, чем… слишком поздно, как любил повторять отец Генриха, человек крутого нрава.

— Ключевая фигура здесь Штеннес, — продолжал Гесс. — Я еще раз убедился в этом во время его визита ко мне. Штеннес — что-то вроде стержня, на котором все держится, и если его выдернуть, остальное посыплется.

— Я тут кое-что записал. — Лей протянул Гиммлеру листок из блокнота. — Имена, даты, цифры. За достоверность ручаюсь. Прочтите, Генрих, потом я отвечу на ваши вопросы.

Гиммлер начал читать, и глаза его загорелись. Он понял, что Штеннес вляпался. Гиммлеру очень хотелось спросить Лея об источнике. Он постоянно внушал своим сотрудникам мысль о том, что информация без источника — плохая работа, в то время как источник без информации — отличная, поскольку если есть источник, будет и информация. Однако он догадывался, что сведения, скорее всего, предоставила одна из поклонниц обаятельного гауляйтера, и Лей назовет имя лишь в том случае, если сам захочет назвать.

— Отлично! — воскликнул Гиммлер, сложив листок пополам, и посмотрел на Лея. — Я могу это взять?

Тот кивнул.

— Конкретных вопросов у меня нет, — продолжал Гиммлер, — но нужно определить стратегию.

— Изложим фюреру факты, суммировав которые…

— Может быть, стоит прежде суммировать, — перебил Гесса Лей, напоминая о стиле работы Гитлера, всегда раздражавшегося именно от потока фактов, не сгруппированных и не подготовленных к выводу. Гессу, конечно, об этом напоминать не требовалось, но почему-то в данном случае он особенно стремился довериться интуиции Адольфа, которую теперь и всегда старательно сохранял в девственном состоянии.

— Здесь, по-моему, только два варианта: начать чистку сегодня же или ускорить брожение и потом выбить пробку, — сказал Лей. — Второе рискованно, конечно, но при хорошей организации риск оправдан — вся пена разом уйдет.

— Важно не просто погасить недовольство, но изъять зачинщиков, — заметил Гесс. — Они ведь могут уйти на дно.

— Не уйдут, а вылетят наружу! — Лей почесал висок. — Представьте себе бутылку с бродящим вином, в котором содержатся какие-то твердые частицы. Если вынуть пробку, то давление резко упадет, из жидкости выделится газ, который облепит частицы, и сильная газовая струя выбросит их вместе с пеной в подставленный Генрихом таз.

— Помнится, ты как-то уже доказывал, что движение социума имеет химический характер, — улыбнулся Гесс.

— Я химик и часто чувствую себя внутри молекулы… — Лей быстро поднялся, первым увидав вошедшего фюрера. Волчий слух Гитлера, конечно, уловил последнюю, загадочную фразу, но взгляд весело нацелился на пирожные.

— Жуткая погода, господа! — воскликнул он, здороваясь со всеми. — А представьте, как все это начнет таять. Не могу постигнуть, за что некоторые любят снег!

Никто ему не возразил, и лицо фюрера приняло обиженное выражение. Он еще не преодолел в себе «комплекс оппозиции»: ему чудилось, что ответ в форме молчания означает именно несогласие, а не наоборот. Гесс об этом знал (Адольф сам ему признавался), однако считал, что тот должен перевоспитать себя.

В кабинет вошла Эльза с горячим кофейником специально для Адольфа, и он, привстав, поцеловал ее руку.

— У иных женщин все получается великолепно, — заметил он, когда Эльза вышла. — У них на все хватает ума.

— Может быть, любви? — улыбнулся Гесс.

— Нет, именно ума! — живо возразил Гитлер. — У таких женщин и любовь умная!

— А ты считаешь, бывает глупая любовь? — искренне удивился Рудольф.

— Еще бы! Сколько угодно! Вы не находите, Генрих?

Гиммлер подавил желание щелкнуть каблуками и ответить: «Так точно, мой фюрер!» — обстановка не располагала.