Плачь, Маргарита

Старшие Хаусхоферы оставались в Мюнхене, младшие работали за границей, и девушки были одни под невидимой охраной СС и бдительной Берты, которая, выполняя приказ хозяина, громко оповещала обо всем, что казалось ей подозрительным, в том числе и о шастающем мимо входной двери консьержкином коте.

Гиммлер и Лей возвратились в Берлин раньше остальных и сразу направились в штаб СС, официально занимавшийся сбором разведывательных данных; просмотрев их, Лей сказал, что прерывает свой отпуск и берет на себя ответственность немедленно, не теряя ни минуты, вызвать из Мюнхена и Кельна верные фюреру, надежные части СА На лице Гиммлера было написано: «Не подождать ли до завтра, пока не вернется фюрер»… Но, преодолев колебания, он твердо сказал Лею, что готов разделить с ним эту ответственность. В «игру» ненавязчиво вошел Борман, прибывший с тайным поручением от Дельюге, который заявлял о своей полной лояльности Мюнхену, несмотря на видимость взаимоотношений с бунтарем Штеннесом.

Каким образом Борман ухитрился сделаться посредником в таком деле, осталось во мраке неизвестности; информация же, безусловно, предназначалась для передачи лично фюреру. Однако Мартин снова пошел на риск. Видя, как твердо опытный и властный Лей взял под свой контроль и впрямь на глазах вызревшую ситуацию, Борман открыл ему «карту Дельюге» и вместе с Гиммлером попал в число ответственных за все принимаемые до возвращения фюрера меры.

Только поздно вечером Лей добрался наконец до дома Хаусхоферов, чтобы осуществить то, ради чего он, собственно говоря, и приехал раньше коллег, — поговорить со строптивой Ангеликой. О чем? Он понятия не имел. Ему нелепа казалась сама мысль о подобном разговоре, и он не мог представить, как его начнет. Роберт долго ездил по городу в поисках не закрывшегося еще цветочного магазина и наконец купил две корзинки чудесных свежих фиалок, любимых цветов покойной Карин.

Он не стал предупреждать девушек о визите, а просто поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. Дружелюбно тявкнула Берта. Дверь открыла Маргарита, рядом с нею стояла Ангелика. И обе обрадовались ему совсем по-девчоночьи. Он видел, какое наслаждение доставили бедным затворницам простенькие фиалки, как девушки сразу ожили и повеселели. Гели, впрочем, тут же попыталась стушеваться. Роберт ее не удерживал и позволил себе некоторое время побыть с Маргаритой наедине.

В огромной квартире девушки обжили для себя лишь две комнаты — спальню на двоих и маленькую гостиную. Всюду чувствовался приоритет и доминирующий вкус Маргариты. Она обладала умением, редким, увы, даже среди взлелеянных любящей матерью немецких девочек, — совмещать порядок с индивидуальностью, избегая пошлости. Безалаберная же Ангелика — очевидно, борясь с собою — продолжала сеять хаос. Огрызок яблока на рояле, мятая кофточка на стуле, ноты на подоконнике — всего этого Гели попросту не замечала, а заметив, приходила в ужас, понимая, сколько таких огрехов постоянно исправляет за нею аккуратная Маргарита.

Роберт, заехавший всего на час-два, сразу почувствовал, что попал в дом, где царит женщина. Собравшись умыться, он увидел наполненную горячую ванну, испаряющую тропические ароматы; надеясь выпить кофе, обнаружил в гостиной роскошный ужин и ненавязчивое присутствие устроившейся напротив него с бокалом вина Маргариты.

За час он прекрасно отдохнул, и в голову опять поползли крамольные мысли о том, что ничего лучшего в жизни и желать не стоило бы, но, по несносной семейной склонности всех Гессов к противоречию, именно в эти счастливые мгновения Грета задала вопрос о непорядке в рядах СА.

— Откуда вы знаете? — удивился Лей.

— Из газет. Мы берем у охранников.

— Значит, фройлейн Раубаль тоже в курсе дела?

— Я ей рассказываю. Мне кажется, я догадываюсь о большем, чем пишут. Что-то произойдет, да? Опять драка? Я вообще не понимаю, что такое СА — армия, полиция, банда?

Лей улыбнулся.

— СА — структура, не имеющая аналогов. Она временна, и время ее, похоже, подходит к концу. Еще года два, три… Но драка будет! И на этот раз я не оставлю поле боя — я тебе обещаю.

— Как приятно это слышать, — съязвила Маргарита.

Роберт перестал улыбаться. Она глядела дерзко, насмешливо, с вызовом. Такого взгляда он еще не замечал у нее.

— Грета, обстановка в самом деле непростая. Лучше бы вам было остаться в Мюнхене.

— Нам с Ангеликой?

— Эльзе тоже. Я отчего-то беспокоюсь за нее. — Он закурил, несколько раз затянулся, поискал, куда бы стряхнуть пепел. Она подвинула к нему пепельницу.

— Эльза хочет быть с Рудольфом. Я — с тобой. А Гели… — Она запнулась. — Ей, наверное, следует поддержать дядю?

— Ты смогла бы ей это объяснить?

— Я попробую.

— Странно.

— Что?

— Я этой помощи не ожидал от тебя.

— Грешно надеяться на счастье, зная, что оно кому-то принесет боль.

— Это она так рассуждает?

— Рассуждаю я. Она так чувствует.

— Замечательно! И очень верно. Значит, ты с ней поговоришь? Очень хорошо. — Он затушил сигарету и встал. — Где здесь телефон?

Она молча отвела его в кабинет и зажгла там настольную лампу. Рассеянный свет упал на ее лицо — обиженно-печальное.