Плач Минотавра

— Приготовь нашего сына к его судьбе: он умрет под Троей от руки Париса. Научи его никогда не бороться с пророчествами, и ему не будет так больно, когда они начнут исполняться.

Тесей, Федра и Ариадна танцевали свой танец, Минос пил. Я же решил не брать в рот ни капли, чтобы в последний раз постараться хоть что-то изменить. Но внезапно мной овладела апатия, и всю мою решимость словно ветром сдуло. Я напился еще сильнее, чем в прошлый раз. В Магоге Ариадна вновь принесла в жертву ягненка, вновь я позабыл о том, что она отдается мне в последний раз, и опять, спотыкаясь, возвращался за ней во дворец, не чувствуя даже тени беспокойства. Лишь скатившаяся вниз по лестнице голова Пасифаи привела меня в чувство. Когда обезумевшая от горя Ариадна бросилась во дворец, я подождал, пока Минос свалится к моим ногам, но не стал поднимать его меч, а сразу же бросился в покои Дедала, чтобы дождаться там Главка, который ворвался в мои покои, неся весть о безумии отца. Я взял его за руку и сказал:

— Послушай меня, Главк. Сегодня ты будешь биться с Тесеем и разоружишь его. Не поворачивайся к нему спиной… Даже не вздумай…

— Отстань, Полиид, — грубо сказал мне мой ученик, — ты пьян.

Так оно и было, я был настолько пьян, что с трудом выговаривал слова. Я расхохотался, поняв, что все мои попытки изменить неизбежное ни к чему не приведут. Одновременно удивленный, встревоженный и отчаявшийся, я видел, что все происходит, как и должно было происходить: смерть Главка, меч Тесея, пронзивший мне руку, сумасшедший бег по лабиринту, меч Ариадны, вонзившийся в тело Астерия, землетрясение, обрушивающее переходы на нашем пути… Но наш последний разговор с Минотавром врезался в мою память. Только сейчас я понял, насколько мудрым было это существо.

— Это первый раз, когда ты приходишь перерезать нить или второй? — спросил он меня так же, как и тогда.

— Второй, — ответил я, превозмогая хмель.

— Что ж, тогда ты уже знаешь, что не перережешь нить. У тебя другая судьба. Позволь мне принять мою: меч в руках сестры. Эта смерть — ее единственный дар, и я жажду ее больше, чем жаждал тела Ариадны.

— Я хочу задать тебе один вопрос, пока мы с тобой вдвоем. Кто он, тот последний сын Европы, что должен предотвратить все это?

— Это не тот вопрос, который ты должен задать, — ответил он. — Даже не так: ты неверно поставил вопрос. Не старайся узнать, кто он, старайся понять, кто ты. Впрочем, этого тебе пока не понять.

В коридоре послышались неотвратимо приближающиеся торопливые шаги Ариадны и Тесея.

Руины

В этот раз я выбирался из лабиринта, крепко вцепившись в руку Ариадны, чтобы избежать еще одного бесполезного путешествия в прошлое. После землетрясения мертвая тишина воцарилась в залах и переходах столь шумного обычно дворца. Выйдя на улицу, мы увидели безрадостную картину: дворцовые сады выгорели дотла, то там, то здесь из домов столбом валил дым, над руинами медленно вставало солнце. Большая часть наружной стены обвалилась, самые высокие башни покоились в развалинах или были наполовину разрушены, кое-где сквозь разломы можно было увидеть полуобвалившиеся этажи, ненужную теперь мебель, оборванные цветные занавески, развевающиеся на ветру.

Мы с Ариадной некоторое время молча взирали на страшные разрушения, куда более впечатляющие, чем та красота, что услаждала наш взор многие годы. Тесей тем временем освободил своих товарищей, переждавших землетрясение в темнице. Мы встретились с ним в центральном саду под запорошенными пылью тисами. Ариадна подошла к останкам своих качелей и горько заплакала. Неподалеку, в одном из обвалившихся залов, мы обнаружили тяжело раненную, но живую Федру: землетрясение застало ее подле фрески, изображавшей море, небо и летающих рыб.

— Мы возвращаемся в Афины, — сказал Тесей. — Я победил Минотавра и освободил свой город и свой народ от ужасной дани. Здесь больше нечего делать.

— Победа отдается тебе, словно забитая ахейская женщина своему мужу! — презрительно выкрикнул я, даже не посмотрев на него. — Мастер удара в спину и непобедимый танцор: Клио, несомненно, воспоет твои подвиги.

Страшный удар повалил меня на землю.

Когда я очнулся, солнце стояло в зените, его лучи с трудом пробивались через плотную дымку, окутавшую город. У меня появилась еще одна рана, на лице: длинный шрам пересекал мою щеку. Тесей не собирался убивать меня, хотел только оглушить; скорее всего, он ударил меня эфесом. Я потрогал лицо, рана распухла и болела.