Плачь обо мне, небо (СИ)

Страх, обуявший Катерину и выбивающий из легких воздух, не позволил даже предположить, что ее персона не представляет интереса для блюстителей порядка, не сумевших разглядеть ее лицо с такого расстояния: их внимание полностью досталось стрелявшему. И лишь в момент, когда три простых человека из толпы окружили того самого мужчину, княжна сумела различить и другие фигуры возле себя — случайных прохожих, привлеченных звуком выстрела. И не только их: там, где появились люди Долгорукова**, стояла карета, запряженная шестеркой лошадей. Но отнюдь не эти животные привлекли внимание девушки, а статная фигура молодого человека в парадной одежде, которая и выдавала в нем принадлежность к императорской семье: в иных условиях Катерина бы не признала цесаревича Николая, подле которого находился граф Строганов — его наставник. На лице Наследника Престола отчетливо прослеживался страх, перемешанный с возмущением, в то время как граф уже четко раздавал указания охране. Не желая личного знакомства с жандармами Третьего отделения, княжна метнулась в сторону и, стараясь затеряться во взбудораженной случившемся толпе, направилась к Собору, кляня пышные юбки столь любимого подругой платья.

Лишь когда его деревянные двери закрылись за ее спиной, и полутьма, заполненная церковным пением, окутала со всех сторон, Катерина сделала глубокий вдох и перекрестилась, поднимая голову к высоким расписным сводам.

Она уже не знала, зачем должна была посетить Успенский Собор: вряд ли и вправду для договоренности о дате венчания; но чувствовала, что того желали высшие силы. Понемногу приходило осознание: она отвела шальную пулю от Его Высочества. Она должна была предотвратить это богомерзкое покушение на цесаревича. Именно поэтому она оказалась здесь, а не продолжила свой путь с Дмитрием.

Останавливаясь пред иконой Николая Чудотворца и поджигая фитиль тонкой восковой свечи, Катерина начала шептать молитву. За Наследника.

***

Николай Александрович, смотрящий на человека, которого к нему подвели сопровождавшие его жандармы, размышлял над тем, стоит ли устраивать личный допрос тому, кого по приезду в Петербург подвергнет данной участи Василий Андреевич, а то и сам Император. Такое дело пройти мимо него не сможет, а потому несчастному цесаревич уже не завидовал. Удивительно, но гнева в себе он не ощущал: да, случившееся породило чувство страха, но вместо бушующей злобы и желания сгноить в тюрьме посмевшего возвести на него дуло пистолета, Наследника одолевал интерес к мотивам свершенного преступления, пусть и не получившего ожидаемого неудавшимся убийцей положительного исхода. Зачем кому-то потребовалось в него стрелять? Как правитель он не успел еще предпринять ничего из того, что могло бы всколыхнуть недовольства в народе. Как человек — вряд ли успел получить столь серьезных и злопамятных недоброжелателей, чтобы они возжелали ему смерти. Тогда по какой причине кто-то пошел на подобный шаг в его отношении?

– Как имя твое? – осведомился цесаревич, решив, что несколько особо не дающих ему покоя вопросов за допрос считать нельзя. Да и не сравнится это с полноценной пыткой в Третьем Отделении.

Мужчина, смотрящий своими мутными желто-зелеными глазами на Наследника Престола в упор, кажется, даже не услышал обращенной к нему фразы. Однако когда Николай Александрович собрался озвучить вопрос вновь, предполагая, что задержанный пребывает в состоянии шока, пересушенные губы с кровоподтеком — похоже, кто-то в толпе учинил свою расправу — разомкнулись.

– Януш Бужек, – бельмастый глаз сощурился, и в одном только этом действии цесаревич прочел отсутствие какого-либо сожаления о свершённых действиях. Равно как и в простом ответе, лишенном обращения к Его Высочеству.

– Зачем же ты в Наследника Российского Престола стрелял, Януш? – новый вопрос прозвучал уже со стороны графа Строганова, предугадывающего мысли своего воспитанника.

– За фальшивую свободу, подаренную Императором крестьянам, – упоминание недавнего указа, изданного два года назад, ставшего катализатором такого количества крестьянских восстаний, какого не насчитывалось со времен начала правления Дома Романовых, удивления не вызвало. Однако куда более странным было другое: к той реформе государя цесаревич отношения не имел, поэтому логика в действиях стрелявшего практически не прослеживалась. То ли он чего-то не договаривал, то ли ему не было разницы, кому из императорской фамилии мстить. В любом из случаев, расстрела ему было уже не избежать.

– Тогда почему ты возвел дуло пистолета не на Императора? За грехи отцов их дети не в ответе.

– На кого указали, в того и выстрелил, – если изначально Николай Александрович хотел знать лишь мотивы крестьянина, теперь он намеревался полностью распутать клубок, раз уж Бужек так легко давал ответы.

– Кто указал?

– Важный человек, – обнажив обломанный зуб в ухмылке, сообщил Януш, – князь.

– Назови его имя, – взяв допрашиваемого за грудки, тряхнул его Строганов, – не станешь препятствовать дознанию – Его Высочество проявит великодушие.