Плач палача

Выбежав из ванной, он бросился в спальню, закрыл за собой дверь и, тяжело дыша, сел на кровати. «Бред, – обхватив голову руками, пробормотал Соболев. – Полный бред. Что со мной?» Этот четкий, прямой вопрос он собирался задать доктору. Пусть ответит честно, без утайки. Этика врача, ранимая психика больного – сочетание, на которое Соболеву в данный момент было плевать. Главное, что он хотел знать – что с ним происходит? Что нужно, чтобы с этим покончить, если не навсегда, то хотя бы на длительный срок?

Но врач слишком долго и внимательно разглядывал записи с результатами, чтобы Соболев понял: разговор ожидается не самый приятный.

– Я готов выслушать правду, понимаете? Я должен знать, что меня ожидает, и соответственно планировать свою жизнь, Аркадий Ильич, – устало потирая лицо, сказал Соболев. Он видел, как напряглось лицо доктора, когда глаза их встретились. – Не жалейте меня, я готов ко всему.

– Геннадий Иванович, я бы настоятельно рекомендовал вам лечь в стационар, – начал доктор, положив ладони на раскрытую больничную карточку Соболева. Карточка была тонкой, не такой, как основная масса хранящихся в регистратуре. Этот человек не обращался за помощью к доктору больше тридцати лет. Тем страшнее было говорить ему о том, на этот раз повод для обращения слишком серьезный.

– Об этом не может быть и речи, – покачал головой Соболев. – Работа требует моего постоянного присутствия. Я на море позволил себе съездить на десять дней в этом году впервые за много лет. Это была роскошь, но, мне казалось, я ее заслужил.

– А вот на море вам ездить и не нужно было, – задумчиво произнес доктор, вращая шариковую ручку в тонких пальцах. – Я предоставлю вам отдельную палату. У нас есть такая услуга, вы понимаете, о чем я говорю… Только медлить не нужно.

– С чем медлить?

– Вы серьезно больны, Геннадий Иванович. Речь идет о болезни, которая каждый день наступает на организм, не оставляя ему шансов бороться. Наша задача остановить ее и как можно скорее.

– Операция?

– Этот вариант не отрицается. Нужно лечь в больницу на дополнительное обследование. Мы хотим сделать еще несколько анализов.

– Мне надоело это, понимаете, надоело! Сколько можно смотреть кровь, мочу, экскременты?! – Соболев говорил на повышенных тонах.

– Столько, сколько нужно! – спокойно ответил Аркадий Ильич. – Вы хотите выздороветь?

– Похоже, что это требует невозможного.

– Не будьте ребенком. Никому не нравится лежать в больнице, но это необходимо.

– Хорошо, но какой-нибудь предварительный диагноз у вас уже есть?

– Есть.

– Какой? – Соболев едва владел собой. Он был зол на весь мир, которому нет дела до того, что происходит с ним. Этот мир жил своей жизнью, не сбавляя обороты, а он терял скорость и вскоре мог вовсе остановиться. – Так какой?

– Все в организме взаимосвязано. Выходит из строя один орган – вслед за ним дает сбои другой. Так вот у вас целый букет: печень, поджелудочная железа, желудок. Все эти органы нуждаются в лечении. Анализы крови четко показывают воспаление. И, честно говоря, по сравнению с прежними, они стали хуже, намного хуже. К тому же рентген показал наличие опухоли в кишечнике.

– Что еще за опухоль? Откуда? – Соболев почувствовал, как холодеют кончики его пальцев и становятся нечувствительными.

– Вот ее природу мы и хотим выяснить. Для этого я и настаиваю на стационаре.

Соболев устало повел глазами. Он потерянно смотрел по сторонам, словно где-то здесь, на этих покрашенных светло-голубой краской стенах, надеялся найти спасение.

– После операции мы сможем сказать наверняка о происхождении опухоли, – продолжал доктор, воспользовавшись молчанием пациента. – Опухоль может увеличиваться, а значит – станет жизненно опасной.

– Значит, мы говорим об операции как о необходимости.

– Да.

– А потом мне станет немного лучше, появится надежда на то, что жизнь налаживается, но вскоре все резко меняется. Еще немного – и она покидает уставшее от страданий тело…

– Бывает и по-другому: болезнь отступает. Нужно только не опоздать очистить от нее все внутри, избавиться от самой микроскопической клеточки.

– Вот вы и сказали все, не называя только одного конкретного слова. Вы правы – оно звучит убийственно даже для такого человека, как я. Я всегда считал себя сильным, здоровым. Оказывается, это было иллюзией, – после недолгой паузы произнес Геннадий и поднялся со своего стула. – Нет, доктор. Мне не нужна никакая больница. Мне кажется, что все это мне совершенно ни к чему.

Он улыбнулся и направился к выходу. Взявшись за дверную ручку, обернулся.

– Спасибо, Аркадий Ильич. Вы очень помогли мне.

– Не уходите так, прошу вас, – врач тоже поднялся, предлагая Соболеву жестом снова занять место напротив. Тот покачал головой. – Это безумие. Вы снова вернетесь, но может быть поздно, абсолютно поздно. Вы не оставляете себе шанса!

– А сейчас он у меня есть?

– Какой ответ вы хотите услышать? Конечно, есть!

– Мне бы ваш оптимизм, доктор.

– Геннадий Иванович, все очень серьезно! – доктор вышел из-за стола и подошел вплотную к Соболеву. – Вы не должны опускать руки.