Читаем Плач перепелки. Оправдание крови полностью

Уже на выходе из леса, как поворачивать на другую дорогу, что вела мимо Колодлива на Белынковичи, в глаза им бросилась дощечка, прибитая на уровне человеческого роста к березе. Заостренным концом дощечка эта показывала туда, куда направлялись веремейковские бабы. Русскими литерами в несколько строк на ней сообщалось, что ближайшие лагеря «для красноармейцев и командиров, которые не успели сдаться в плен», находятся в таких-то населенных пунктах. Вторым среди них была указана Яшница.

— Ну вот, — растерянно вскинула брови Дуня Про-копкина, — неделю будешь шляться по этим лагерям и все не обойдешь!.

IX

Потряхивая вожжами, Браво-Животовский направил лошадь из заулка на улицу и повернул налево, чтобы ехать в Бабиновичи по коноплевскому концу деревни. Зазыба открыл было рот — не хотелось вместе с Браво-Животовским ехать на виду у всей деревни, к тому же и дорога удлинялась ровно на то расстояние, какое занимала улица, однако вовремя передумал, — может, полицейский собирался по пути заглянуть еще домой. Но не тут-то было. Тот не остановил лошади у своего дома. Значит, с самого начала имел намерение ехать в местечко кружным путем, мимо Халахонова подворья. Правду сказать, в выборе дороги не последнюю роль могла сыграть и привычка — ведь коноплевцы вечно отправлялись в Бабиновичи отсюда.

— Сыну твоему тоже надлежит явиться в волостную управу, — буркнул полицейский, когда они с грохотом переехали первый мосток за деревней. — На учет надо стать и все такое.

— Ага, — думая совсем о другом, уронил Зазыба.

Тогда Браво-Животовский повернулся лицом к Зазыбе и осклабился, словно уязвленный чем-то.

— Кстати он домой пришел.

— Отсидел свое, так и пришел.

— А мне не обязательно знать, отсидел твой Масей срок или нет. В конце концов, сам скажет где надо. Но что домой вернулся, не стал без толку шататься, это хорошо. И отцу выгода будет, и самому можно устроиться как следует. Немцам тоже образованные нужны.

— У него своя голова на плечах, нехай сам думает. А выгоды мне от его прихода никакой. Другое дело — радость.

— Не скажи. Выгода есть.

— Что-то невдомек мне.

— Ну, а хотя бы уже то, что Масей из тюрьмы вернулся?

— Гм, большое утешение! Да и при чем тут тюрьма?

— Смотря какая. Он же не вор и не убийца, а политический. Значит, у него расхождение с советской властью было. Ну, а теперь такие люди в цене.

— Вот ты про что! — невесело усмехнулся Зазыба. — Значит, за сына и мне цена выше будет? Так я тебя понял?

— Так.

— Но ведь немцы небось еще не знают про Масея?

— Почему это не знают? — возмутился Браво-Животовский.

— Откуда же им стало известно? — бросил испытующий взгляд на своего собеседника Зазыба. — Сам говоришь, ему надо еще явиться в волость, отметиться.

— Ну и что? Это же отметиться, а… Словом, ты, Зазыба, не думай, что новая власть ничего про нас не знает. Знает, да еще и как.

— Выходит, ты мой благодетель? — насмешливо спросил Зазыба. — Значит, тебе надо спасибо сказать?

— Ну с этим еще успеешь, — снисходительно разрешил Браво-Животовский.

— Правда твоя, успею, — не меняя насмешливого тона, согласился Зазыба. — Но пока давай мы с тобой, Антон, договоримся так: ты не оказываешь мне никаких благодеяний, а я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве. Во-первых, не так уж я молод, чтобы думать о карьере, особенно при новой власти, а во-вторых, для меня теперь важней не то, кто мне доверять собирается, а кому я доверять намерен. Скажу откровенно, к тебе у меня доверия нету.

— Напрасно.

— Не знаю, но сказал я, что думал.

— Напрасно, — повторил Браво-Животовский и добавил: — Теперь тебе без меня не обойтись.

— Вижу, тебе с чего-то очень хочется связать одной веревочкой с собой и меня, и сына моего.

— Веревок я не вью, тут ты ошибаешься, но общества твоего не чураюсь.

— Известно, не с Драницей же все время якшаться? Хватит того, что он подвел тебя у криницы. Все хвастал, что может по-немецки, наши мужики даже поверили, что он переводчиком при тебе, а как до дела дошло, так тумаков отведать пришлось. Да и немец тот тоже какой-то шалопутный — своего не узнал. Помнишь, как в том анекдоте?..

— Ну, чья бы корова мычала, а твоя молчала, — стараясь сохранить спокойствие, сказал Браво-Животовский. — Твои тоже не меньше шалопутные. Меня хоть плеткой, а тебя так и совсем чуть со света не сжили. Зря попрекаешь.

— Да я это к слову, — будто и правда Пожалел Зазыба, что ненароком напомнил полицейскому о неприятности.

— У меня тоже к слову пришлось, — с явной иронией повинился Браво-Животовский.

— Будем считать, что квиты.

— Квиты так квиты, — охотно согласился полицейский.

Напрасно он надеялся на перемирие. Через минуту Зазыба сказал:

— А поросенка с фермы вы незаконно взяли с Драницей. Не имели права.

— Чепуха, — попытался отмахнуться Браво-Животовский. — С лосем надо было как-то решить.

— Колхозная ферма не собственный хлев. В охотку и каждый мог бы.

— Так ты же распустил колхоз.

— Но это еще не значит, что каждый может хапать что вздумает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне