Плач по красной суке

Ее положили в больницу на обследование и предложили отдать в детский сад для дефективных детей. Но мать пожалела девочку и взяла домой, на поруки. Дома она лупила Нонну чем попало, запирала ее, оставляла без обеда, прятала одежду, но, как известно, запретный плод сладок. Забитая и затравленная, Нонна постепенно превращалась в полную идиотку, но своих дурных наклонностей не забывала и, как только ей представлялся случай, занималась любовью с кем попало и где попало.

Однако к школьному возрасту Нонна научилась более тщательно скрывать свою врожденную порочность и попадалась уже не так часто.

Училась она очень плохо, по два года сидела в каждом классе. В седьмом еще не знала таблицы умножения, а было ей тогда уже шестнадцать лет. Под большим секретом она призналась своей сестре Нелли, что спала уже со всеми мальчиками в классе. Нелли донесла матери, и та забрала дочь из школы и устроила ее в строительное ПТУ. Но даже там учителя приходили в отчаяние от ее тупости: Нонна была не в силах выучиться даже на маляра.

Исчезала она из дома постоянно, поэтому, когда пропала в очередной раз и отсутствовала почти две недели, никто особо не волновался.

На сей раз ее нашла милиция — в номере у шведа-специалиста, который строил у нас гостиницу. Нонне угрожала высылка из города, но тут вступился этот швед и отбил ее от милиции. Он заявил, что любит Нонну и намерен на ней жениться. Его отговаривали и увещевали, но он женился и увез ее к себе на родину.

И тут началась та странная метаморфоза, ради которой я и рассказываю эту историю. Наша потомственная проститутка Нонна там в Швеции начала вдруг бешено учиться. Окончила школу, затем университет и даже аспирантуру. Теперь она там чуть ли не главный специалист по русскому языку и литературе — профессор. У Нонны трое прекрасных детей, и родственники мужа боготворят ее. Она шлет своей мамочке и сестре ценные подарки, а те гордятся Нонной и зовут ее в гости. Но она не приезжает и в свою очередь родню к себе не приглашает.

А недавно мне сказали, что Нонна стала писать сказки для детей дошкольного возраста.

Нелли, в отличие от своей блядовитой сестры, росла примерной, послушной девочкой и всегда хорошо училась. По окончании школы она поступила в ЛИСИ и успешно окончила его, приобретя диплом инженера портовых сооружений.

Трудно себе представить, чтобы Нелли когда-либо была высокоморальной особой, однако к своей невинности относилась весьма бережно, как видно считая ее своим основным достоянием. Словом, в отличие от сестры она блюла себя, знала себе цену и боялась продешевить.

Замуж она вышла на последнем курсе за пожилого прораба-миллионера и получила от жениха в подарок несколько золотых колец, золотой кулон и браслет. Через полгода мужа посадили на десять лет за крупные хищения. Нелли не жалела о нем, она не успела к нему привязаться и, по ее словам, не чувствовала ничего, кроме отвращения. Кое-что из накоплений мужа удалось спасти от конфискации, и, оставшись соломенной вдовой, Нелли с чистой совестью ударилась в загул.

Гулять-то она гуляла, но в то же время зорко озиралась по сторонам в поисках очередной партии: хотела на этот раз выбрать себе мужа наверняка — солидного, с положением, не слишком старого и не слишком требовательного. Она знала, чего хочет от жизни.

Но тут ее подвела любовь. Слишком долго она насиловала свою женскую природу. Нелли без памяти влюбилась в студента театрального института, у которого к тому же были богатые предки и собственная машина. Тут уж ей пришлось побегать, похлопотать, пришлось убрать с дороги несколько его подружек.

Она срочно забеременела, явочным порядком втерлась к парню в дом и там поселилась. В конце концов он с ней расписался, после чего Нелли преспокойно сделала аборт и с тех пор не может иметь детей.

Причиной их развода было то, что Нелли наотрез отказалась готовить обеды и стирать мужу белье. К моменту развода она вообще разочаровалась в браке и не могла понять, зачем люди выходят замуж, когда можно жить свободно, ни о ком не заботиться и ничем себя не утруждать.

И теперь, через двадцать лет, Нелли так и не уразумела для себя, почему это она должна жарить кому-то котлеты или стирать носки. Казалось бы, о чем разговор, ты все равно готовишь, стираешь и драишь, так почему не делать этого для мужика, тем более любимого? Нет, нельзя. Тем более — для любимого. Любовь — выше этого, любовь — сплошное парение, трепетание и благоухание. А уж коли ее обделили этим святым и чистым предметом переживания, то оставалась одна ненависть, врожденная блядская ненависть к мужику: ты меня потребляешь — я тебя ненавижу.

— Тоже мне, нашелся барин! Будто сам себе не мог котлеты пожарить! — возмущалась она. — Надо мне больно за кем-то подштанники стирать! Когда мне приспичит, я себе мужика всегда найду.

Она действительно находила себе мужиков в неограниченном количестве, никому не стирала и не готовила, а лишь торговалась с ними и качала права.