Плач по уехавшей учительнице рисования (сборник)

В то далекое время, студенческое, полное рваных ночей в общаге, она знакомилась со всеми подряд, так же легко и отчаянно. Даже два подопечных у нее тогда появилось, два любимых мужчины – старичок Андрей Григорьевич, в прошлом физик, которому она приносила продукты за скромную плату. Вторым был познакомившийся с ней на улице и живший неподалеку от общаги художник Митя. Вид у Мити был так невинен, а вместе с тем так безумен, что она даже согласилась попозировать ему, нет-нет, в одежде, все было исключительно целомудренно. Хотя себя на картинах Мити не узнавала. Даже глядя на нее, он рисовал исключительно ангелов с выколотыми глазами, поломанными крыльями, свернутой набок головой. Диагноз – шизофрения.

Когда обострения у Мити не было, с ним можно было общаться, и как же радовалась ей, ее визитам Митина мать, все норовила подкормить, угостить, суетилась, пока Митя не нырял в психушку, где она, между прочим, тоже его не бросала. Регулярно навещала, носила какую-то мандариновую ерунду, и даже небольшую выставку через знакомых удалось устроить в фойе одного ДК… Митя создавал иллюзию. И Андрей Григорьевич. А потом их заменили дети, они тоже создавали что-то.

Андрей Григорьевич наверняка давно умер, а Митя? Еще в те годы, неуютные, но все-таки веселые, он с матерью переехал на другой конец Москвы, участвуя в каком-то сложном родственном размене, просил звонить, но не из автомата же – и вскоре затерялись следы.

Золотой октябрь облетал, кончался, резко похолодало, дважды с неба сыпала ледяная мерзость. Но потом все равно теплело, даже листья опали не все. И чудо: кое-где все еще виднелась зеленая трава, а однажды в парке они даже нашли с Лешей темно-сиреневые бутончики неведомых цветов. Но в конце концов и парк развезло, стало мокро, грязь по колено, уже и после кружка они садились на троллейбус и сразу ехали в детский сад.

Между тем отношения с Яшей развивались – он уже интересовался, как ей спалось, желал спокойной ночи – и просил сообщить ему, какой у нее рост. Ничего не подозревая, она написала – 168, за что и заслужила похвалу, благодарность и тут же новый вопрос – о фигуре… Ответила ему резко, что если это единственное, что его интересует… Уже подвывая и понимая: да, это единственное. Получила возмущенный ответ.

Это вовсе не единственное, я начал спрашивать элементарное, чтобы понимать, какая ты. Невидимки не сильно привлекают :)

Она не ответила. Позвонила в телефонную компанию выяснить, можно ли занести в черный список нежеланного автора эсэмэсок. И услышала – нет, нельзя. Черный список распространяется только на звонки – он будет звонить вам и не дозваниваться. Против эсэмэсок компания бессильна.

Новый конверт между тем уже ждал ее, он пришел во время разговора с оператором.

Я ростом 182, темный, длина волос средняя, глаза зелено-серые, худощавый, среднестатистическое лицо.

Она пыталась его представить – и не могла, запиналась.

Среднее, серые – внезапно она вспомнила, как однажды ее обокрали в метро. Парень, стоявший рядом, незаметно вытащил кошелек из кармана куртки, она обнаружила пропажу сразу же, в очередной раз ощупав карман – подняла глаза, и не было сомнений: вор стоял прямо перед ней, в вечерней тесноте, сбежать ему было некуда, вот он, и вот зачем он так навалился, когда вагон качнуло, и он, и она стояли у самой двери, он явно готовился выскочить на следующей станции. Она жадно всматривалась в него: одет он был незаметно, серая курточка, темный шарф, бледное лицо, в котором тоже не за что было зацепиться. Вот это, наверное, и значит «среднестатическое» лицо, у них там, видимо, отбор, в их шайке. Носатых, усатых, волосатых в карманники не берут.

А Яша бы наверняка сгодился – правда, он написал, что – «темный». Смуглый или это про волосы? Все, помимо внешности, оказалось значительно четче: жил Яша вовсе не в Дельфах, а на метро «Сокол», работал юристом-консультантом на метро «Добрынинская», в офисе; как и она когда-то, был нездешним, приезжим, «окончил не в Москве» и по-прежнему жаждал встречи! Поджидая, каждый день он желал ей спокойной ночи, а если она долго не отвечала, исправно поскуливал: «Соскучился! Явись, родная!» Она выяснила наконец, сколько Яше лет. 26.

Это было забавно. Ему что, негде познакомиться с девушкой?

«У меня двое детей. Я замужем и люблю своего мужа», – написала она ему еще в самом начале. И добавила, поколебавшись: «Мне 37 лет!» Прибавила себе год, чтобы Яшу сразить. Одиннадцать лет – бездна. Но Яша оставался невозмутим и все равно просил о встрече, то жалобно, то с напором, она однообразно и уже устало отнекивалась, тогда он писал что-то вроде: «Я и не принуждаю, дорогая, приятных сноф».