Плач серого неба

Стрелка хронометра сделала почти полный оборот, когда я, наконец, услышал пустырь. Вообще, этот маленький клочок Вимсберга, единственный кусок города, который не стали застраивать даже лишенные архитектурного вкуса рыбаки, был уникален. Ему даже не стали придумывать названия, и бесполезный пустырь остался самим собой. Тихое, заброшенное место — удивительно для района со столь шумным населением. И потому звуки, доносившиеся из-за поворота, приводили в замешательство — сначала тем, что они вообще существовали, и уже потом — громкостью. Складывалось ощущение, что на пустыре расположился хор ужасно простуженных эггров, которым забыли раздать бумажки с текстами песен.

Страшный рев внезапно стих, но спустя несколько сегментов, когда я осторожно подкрался к выходу из переулка, резко возобновился. Первый солнечный луч пробился сквозь тучи и успел, умирая, тронуть что-то блестящее и массивное. Потом густые клубы горячего пара заволокли мир и моментально осели на лице капельками стремительно холодеющей влаги. Меня передернуло от холода. Рев не стихал, и я, наконец, решился выглянуть на пустырь.

Описать увиденное будет тяжело, но я все же попробую.

Возможно, когда-то это было паромобилем. Наверное, так его и называли, прежде чем какой-то враг собственного рассудка приделал два дополнительных котла, приварил и — я увидел гигантские шляпки болтов — прикрутил массу загадочных деталей, срезал половину крыши, устроил в дыре пастушью свирель из труб и снабдил получившийся агрегат колесами, размер которых превышал колеса привычных паромобилей чуть ли не вдвое.

Металлическое чудовище уперлось передом в неровный холм на краю пустыря. Колеса вхолостую проворачивались в грязи, обильно покрывавшей все, что не возвышалось над уровнем только что закончившейся мостовой. Трубы — я насчитал как минимум четыре — исторгали столько пара, что водителя практически не было видно. Но этого и не требовалось. Вопреки закону подлости, мои поиски сразу увенчались успехом.

Мастер Карл Райнхольм, гневно тряся обгорелыми останками бороды, стремительно покинул кабину. Знакомый высокий голос сорвался на совсем уж истеричный визг, осыпая застрявшую махину грязными ругательствами. Меня карлик заметил, только когда в досаде пнул железный борт и провернулся на месте, шипя от боли не хуже всех четырех котлов.

А я-то думал, что округлять глаза ему было уже некуда.

— Эй! Ты! Ну-ка, ушел отсюда! Если чо рванет, я не ручаюсь! Вали, вали, говорю! — он побежал ко мне, размахивая руками, и я невольно усмехнулся. Взмокший от пара, всклокоченный, с перекошенным от злобы лицом Тронутый не казался грозным. Напротив, зрелище было настолько комичным, что смотреть без улыбки было невозможно.

Палец в неоднократно прожженной перчатке возник прямо у меня под носом и яростно затрясся.

— Глухой? Я кому сказал — отваливай!

Ввязываться в спор не хотелось. И без того было понятно — едва начав, я проиграю. А вот если не поддаваться на подначки психа, он успокоится сам. Теоретически. Практика была впереди.

— Карл Райнхольм?

— Царь Борг, ети его! Ты понимаешь, что тут все может взлететь к едрене матери? Беги, беги быстрее!

— Мастер Райнхольм, мне необходимо с вами поговорить.

— С бабушкой своей говорить будешь, человече! А не уберешься — так и с ее бабушкой тоже поговоришь! — он нервно косился на механизм, который надсадно кашлял клубами пара и медленно вдавливал нос в глинистую почву. Шипение и рев становились громче с каждым мгновением.

— Послушайте, мастер Райнхольм, у меня к вам разговор государственной важности! Это касается похищения…

— Какого, в пень, похищения? Ты что, не понял?..

— Принца, принца похитили! Вашего сраного карличьего принца! — я заорал, стараясь перекрыть угрожающее бульканье. Неужели короткого общения с сумасшедшим хватило, чтобы мне самому стать идиотом? Что я несу? Да еще и при карлике. — Я его ищу! Без твоей помощи не обойтись! — злоба и громкий ор очень способствуют непринужденному переходу на "ты".

— Да с какого перепуга ты решил, что мне оно надо?! — Карл тоже заорал и того громче, сорвался на хрип.

— А как же слово "Родина"?

— На хрен твое слово! Засунь его в задницу тому же принцу, чтобы веселее было! Я родился у мамы из живота, понял? Да что ж ты стоишь, дубина? Уноси ноги, живо! — со стороны машины раздался громкий треск

— Обещаешь помочь?!

— Вот баран! — Карл бессильно посмотрел на меня, — да шел бы ты …

Договорить он не успел. Внезапно наступила полная тишина. Она навалилась так неожиданно, что я на несколько мгновений оглох. А зрение мое сузилось до диаметра налитого кровью глаза Карла, который, напротив, стремительно расширялся. И время рванулось вперед.

— Ложись! — в ужасе заорал карлик, его толстенная ручища с неожиданной силой заставила меня нырнуть вниз, прямо в гостеприимную жирную грязь.

Несколько сегментов спустя мы подняли головы и недоверчиво уставились на машину, от которой шел однообразный и даже какой-то печальный гул. Ничего не происходило.

— Жив, ищейка? — голос карлика хотя и сохранял прежние визгливые интонации, звучал спокойно.