Плачущий колодец

Я уже говорил, что знаю Сибург с детства. Но между детскими впечатлениями и тем, что случилось недавно, пролегла целая пропасть лет. Я по-прежнему неравнодушен к этому городку, и меня интересует все, что с ним связано. Историю, которую я хочу вам рассказать, поведал мне человек, которому незадолго перед тем я смог оказать одну услугу — достаточно важную для того, чтобы он мне доверился.

— Я неплохо знаю эти места, — сказал он. — Весной я много раз бывал в Сибурге — играл в гольф. Обычно мы останавливались в «Медведе». Мы это я и мой друг Генри Лонг, вы его, наверное, знаете. (Шапочно, сказал я.) Мы предпочитали брать номер с общей гостиной, где и проводили большую часть времени. После его смерти меня совершенно не тянет в Сибург. Да и неудивительно, пожалуй, после того, что случилось в последний раз.

Это было в апреле 19** года, и так получилось, что кроме нас двоих в гостинице практически никого не было. Все коридоры и холлы пустовали. Тем большим было наше удивление, когда после ужина дверь нашей гостиной открылась и в проеме возникла голова молодого человека. Мы видели его не в первый раз. Это был бледный, как кролик, субъект, со светлыми волосами и почти такими же светлыми глазами, но не такой противный, как можно подумать. Поэтому в ответ на его «Прошу прощения, я не знал, что эта гостиная занята» мы не стали рычать «Как видите». Напротив, Лонг (а может, это был я, не важно, в общем, кто-то из нас) сказал: «Входите, пожалуйста». — «Спасибо», — сказал он с видимым облегчением. Было совершенно очевидно, что ему нужна компания, а поскольку это был очень здравомыслящий молодой человек — не из тех, кто только и ждет случая, чтобы поведать вам во всех подробностях историю своего рода до тринадцатого колена, мы предложили ему располагаться и чувствовать себя как дома. «Похоже, вы считаете, что в других местах здесь немного скучновато», — сказал я. Да, он так считал. И был в высшей степени благодарен нам за проявленное радушие.

И так далее. Покончив с изъявлениями охвативших его добрых чувств, он сделал вид, что погрузился в книгу. Лонг раскладывал пасьянс, я писал. Через несколько минут стало очевидно, что наш гость пребывает в состоянии крайнего душевного волнения, во всяком случае, изрядно нервничает. Его нервозность передалась и мне. Я отложил бумаги и решил поговорить с ним.

После обмена несколькими репликами, которых сейчас уже не вспомнить, в его речи появились доверительные интонации. Он начал примерно так: «Не знаю, что вы обо мне подумаете, но со мной действительно приключилось нечто из ряда вон выходящее». — Я посоветовал ему что-нибудь выпить для поддержания духа и выпил вместе с ним. Приход официанта заставил нас временно прервать разговор (причем мне показалось, что мой собеседник чуть ли не подпрыгнул от испуга, когда открылась дверь), но вскоре молодой человек продолжил рассказ о своих проблемах. Он никого не знает в этом городке кроме нас, — во всяком случае, ему известны наши имена и род занятий (правда, в дальнейшем выяснилось, что в Сибурге у нас есть один общий знакомый), а ему крайне необходимое кем-нибудь посоветоваться. Если мы не против, конечно. Разумеется, мы оба сказали: «Ничуть не против», — а Лонг наконец оторвался от карт. Мы приготовились внимательно выслушать, в чем со-, стоят его затруднения.

— Это началось, сказал он, — уже больше недели назад. Я решил съездить на велосипеде во Фростон — это всего в пяти-шести милях отсюда, — чтобы осмотреть тамошнюю церковь. Меня очень интересует архитектура, а там есть один очень симпатичный портик с нишами и щитами. Я достал фотоаппарат и начал снимать, когда ко мне подошел сторож, который как раз закончил прибираться в церковном дворе. Он спросил, не хочу ли я заглянуть внутрь здания. Я сказал «да», он вынул ключ и впустил меня. Внутри почти ничего не было, но я сказал старику, что церковь просто прелестна и что он хорошо следит за ней. «Но, — сказал я, — портик у входа, пожалуй, самая интересная часть здания». Мы как раз вышли на улицу, и старик сказал: «О, да, сэр, портик прекрасен. А знаете ли вы, сэр, что символизируют вот эти латы?»

На латах были изображены три короны, и, хотя я не знаток геральдики, я ответил утвердительно. Я решил, что это старинные латы, принадлежавшие королевскому дому Восточной Англии.

— Верно, сэр, а знаете ли вы, — спросил он, — что означают эти три короны?

Я не сомневался в том, что смысл этого символа наверняка не составляет загадки для специалистов, хотя лично мне ничего не доводилось слышать о трех коронах применительно к Восточной Англии.