— Слышал? Теперь будут извиняться, что перепутали меня с уткой. Уф! Сколько можно доводить окружающих до белого каления и переворачивать все вверх дном на несколько миль вокруг!
Она была настолько возбуждена, что принялась вытягивать клювом из земли большой пучок травы, которым вот досада! — тут же и поперхнулась; сова зашлась таким кашлем, что я не на шутку испугался: казалось, ее сейчас разорвет на мелкие кусочки. Но ей удалось справиться с приступом удушья; она уселась, хлопая глазами и тяжело дыша, но при этом осталась целой и невредимой.
Я решил, что надо как-то выразить ей свое сочувствие; однако не стал с этим спешить, так как почувствовал, что при том настроении, которое было у птицы, все, что я скажу из лучших побуждений, она воспримет как неприкрытое оскорбление. Поэтому мы, не говоря ни слова, продолжали смотреть друг на друга; неловкая пауза длилась целую минуту, но затем картина изменилась. Сначала раздался негромкий звон каретных часов, затем более звучный бой часов в прямоугольном дворе замка, затем на Лаптонской башне, а после этого, судя по всему, на Сторожевой башне.
— Что это? — вдруг хрипло спросила сова.
— Кажется, полночь, — ответил я и поспешил взглянуть на часы.
— Полночь? — завопила птица; судя по всему, она изрядно перепугалась. — А я вся мокрая, даже ярда пролететь не могу! Вот что: подними меня и посади на дерево. Да не копайся, иначе полезу по твоим ногам. Быстрее, давай!
Я послушался.
— На какое дерево вас посадить?
— На какое? На мое, конечно! Вон туда!
Она кивнула в сторону Уолла.
— Ясно. Вы имеете в виду обугленное дерево? — уточнил я, пускаясь бегом в нужном направлении.
— Слушай, называй его, как хочешь. Там есть что-то вроде дверцы. Ну, живее! Они вот-вот повылезают.
— Кто? Что вообще происходит? — спросил я на бегу, держа в руках промокшее создание; я боялся споткнуться и упасть вместе с совой в высокую траву.
— Скоро сам увидишь, — ответила нахальная птица. — Сажай меня на дерево, а дальше я без тебя разберусь.
Думаю, она знала, что говорит, так как проворно вскарабкалась по стволу, расставив крылья, и даже спасибо не сказала, исчезая в дупле. Я огляделся по сторонам; не скажу, что мне было уютно. Часы на Сторожевой башне в третий и последний раз исполнили мотив песенки о Святом Дэвиде, которая завершалась коротким колокольным перезвоном; остальные колокола уже прозвонили все что могли, так что опять наступила тишина, и только звуки «неумолкающей плотины» нарушали ее — впрочем, нет: подчеркивали.
Чего боялась сова, торопясь спрятаться в свое убежище? Видимо, того, что сейчас переживал я. В любой момент мог появиться кто угодно, и я всяко не успел бы пробежать через луг; так что мне лучше было не выдавать своего присутствия и спрятаться в тени дерева. Так я и сделал.
Это случилось несколько лет назад, накануне наступления лета. Я по-прежнему выхожу иногда по ночам на Сказочные луга, но не позже полуночи. Мне не нравится полуночная публика например, те, кто участвует в феерии 4-го июня.[89] Помните эти занятные физиономии? (Впрочем, в отличие от меня, вы их не видели). Эти мордашки принадлежат существам, которые беспорядочно порхают туда-сюда, то и дело хватают вас за локоть, когда вы этого меньше всего ожидаете, или заглядывают прямо в глаза, словно ищут кого-то — и этот «кто-то» может радоваться, что его не нашли. Откуда они берутся? Ну, одни, наверное, выныривают из воды, другие выползают из-под земли. Об этом можно судить по их виду. Но думаю, лучше их вообще не встречать, а уж прикасаться к ним — упаси боже.
Да, дневные обитатели Сказочных лугов определенно нравятся мне больше, чем те, кто появляется там после наступления тьмы.
Плачущий колодец
В 19… году в одном известном колледже учились два скаута; звали их Артур Уилкокс и Стэнли Джадкинс. Они были ровесниками, жили в одном доме, числились в одном соединении и, естественно, в одном отряде. Внешне они были настолько похожи, что это озадачивало, смущало и даже раздражало старших, которым приходилось иметь с ними дело. Но если бы вы знали, до чего разными были у них характеры!
Это ему, Артуру Уилкоксу, старший воспитатель сказал однажды, с улыбкой глядя, как мальчик входит в его кабинет:
— Знаешь, Уилкокс, если ты еще немного пробудешь в наших рядах, у нас иссякнет призовой фонд! Вот тебе «Жизнь и деяния епископа Кена»[90] в роскошном переплете; прими мои искренние поздравления и передай их своим родителям.
Это его, Уилкокса, заметил провост,[91] проходя по спортивному полю, и, на мгновенье задумавшись, сказал вице-провосту:
— У этого парнишки удивительные брови.
— Что верно, то верно, — согласился вице-провост. Это признак либо гениальности, либо отсутствия ума.
Уилкокс получил все возможные скаутские значки и награды. Значок лучшему повару, лучшему картографу, лучшему спасателю; значок тому, кто быстрее всех соберет разлетевшиеся газетные листы; значок тому, кто не хлопает дверью, выходя из класса, и много других. О значке спасателя я расскажу поподробнее, когда речь пойдет о Стэнли Джадкинсе.